Но я не мог начать ненавидеть свою бабушку. Даже за то, что она лишила меня Рода — принадлежности к чему-то большому, значимому, могущественному… Большой семьи, традиций, поддержки, побратимов… Оставила наедине с «ответственностью». Я видел, она старалась — старалась заменить для меня весь Род. Собой.
«Чёрт, Марк! Надо успокоиться!» — мысленно орал я сам на себя, понимая, что медленно скатываюсь обратно во тьму.
На улице было светло. В моей Душе — нет. Мне иногда казалось, что и Души у меня нет, ведь на её месте я ощущал лишь пустоту. Тёмную, безликую, ни холодную, ни горячую — сплошную неосязаемую Пустоту. Где-то там, внутри себя, я всегда был один. Один во тьме, и лишь бабушка добавляла в мой внутренний мир света, когда появлялась рядом со мной. С тех пор прошло десять лет. С тех пор у меня в Душе всегда было темно…
«Надо успокоиться, — убеждал себя я. — Не для этого меня друг нёс четыре дня на плечах…»
Меня никто не тревожил. Я успокоился и вошёл обратно в пещеру.
Марена спокойно дочитывала дневник с задумчивым видом.
Лишь сейчас до меня дошло, что Марена уже прочитала про Пожарище, но до сих пор меня не убила на месте за то, что я потомок той, кто безвозвратно выжгла дотла их Священный Лес и погубила много невинных жизней. Судя по всему, успокаиваться она умеет лучше меня.
Марена дочитала дневник и молча отдала его мне вместе с Факелом. В её взгляде не было ненависти, в её поведении не было угрозы — лишь отрешённая от реальности сосредоточенность на своих мыслях. Я не спрашивал, что она об этом всё думает. Я не хотел этого знать. Сама она тоже ничего не сказала.
Я сложил всё в свою сумку и спокойно предложил:
— Может, переночуем здесь? На улице уже темно.
— Давай, — спокойно сказала Марена.
Я чуть изменил свойства барьера на входе, чтобы он пропускал свежий воздух и свет, но не снег и холод. Расстелил шерстяную подстилку на полу и лег спать. Есть не хотелось. Поспать не особо получилось.
«Теперь я точно не знаю, куда мне идти… — горько думал я. — К чему стремиться… Ну стану я магом шестого уровня, и зачем мне это? Пойти обратно в наёмники можно и так. На хлеб хватало. Видимо, у меня на Роду написано жить чужой волей, раз своей нет… Хотя какой там Род… Даже и этого у меня нет — никакие нити ни с чем меня не связывают, никакие корни. Как там у бабушки это называлось? „Перекати-поле“, кажется… Куда ветер дунет, туда и покатится. Как и я…»
Видимо, под утро я всё же уснул, потому что в какой-то момент понял, что проснулся. Чувствовал я себя отвратительно. На смену хандре пришла злость — верный спутник беспомощности.
Я злился и на себя, и на всё на свете, но на Марене не срывался.
Погрыз солонины на завтрак — не помогло.
Марена вела себя абсолютно спокойно. Но и это меня начинало бесить — мне казалось, что этим она меня тоже упрекает в моей несостоятельности.
Пора было уже валить из этой чёртовой пещеры!
— Если ты готова, можем уходить, — сдержанно сказал я. — Но обратно нам придется спускаться к реке и идти вброд. Я сейчас не смогу безопасно повторить трюк с молнией.
— Готова, — спокойно сказала Марена. — Идём вброд, мне подходит.
Мы вышли из пещеры и начали спускаться по склону слева от уступа, пробираясь через снег и придерживаясь за торчащие из него стволы деревьев и ветки кустов. Высоту мы теряли медленно, чтобы спуститься к реке в её широком месте, выше по течению, что вчера подметила Марена…
«Факел? Неррон? Яромир? Да делайте что хотите! — злился я, пытаясь всё же не свалиться в реку раньше срока. — Надо быть в Яренке⁈ Буду!»
Часть 5
Глава 15. Опора
Леон
С тех пор, как Леон попрощался с графиней Ронеттой и улизнул от исполнения своего долга перед ней, прошло две недели. Домой он мог бы добраться и за более короткий срок на почтовом грифоне, но денег у него на это не было, и пришлось добираться в Дионвест, находя попутчиков, соглашавшихся его бесплатно подвезти.
Когда город появился на горизонте, Леон разглядел башни Летающей Крепости Мэйн, возвышающиеся над городской стеной, и понял, что раз Крепость отца на своей домашней стоянке в центре города, значит, и отец дома. Его это и обрадовало (он сможет помочь Эрику), и огорчило (ему сегодня же придётся разговаривать с отцом) одновременно.
До города он добрался к обеду. Ещё несколько часов он шёл через город к Крепости, окончательно собираясь с мыслями и настраивая себя на предстоящий разговор — разговор не о делах Эрика, но касающийся места Леона в жизни отца. Сколько раз он не пытался поговорить об этом с отцом, всегда это заканчивалось одинаково: криками отца и слезами Леона, когда он ещё был маленьким, и криками отца и молчанием Леона, когда он начал считать себя достаточно взрослым, чтобы больше не плакать.