В этот раз последний ряд, как ни странно, оказался полностью занят в том крыле, где поднялся Дирн, но предпоследние ряды еще мелькали свободными сиденьями, и одно из них он занял без всяких препятствий. И как раз вовремя.
Вступительная речь началась в следующую же минуту, пройдясь волной безмолвия по беспокойно гудящим рядам, и вскоре после приветствия началась столь любимая Дирном программа: представление всевозможных чудес, связанных с Волшебной Пылью и Радужными Алмазами. Это было как раз то, что делало Алмазные Аукционы куда более выигрышными в сравнении с Краеугольными Собраниями: здесь властвовал разум и последовательность, логика и ясность, чего явно недоставало Краеугольным лидерам.
Этот Аукцион также был богат на необычные диковинки, которыми трудно было не прельститься. Вот только Дирн, в отличие от большинства Благословенных и многих Дремлющих, трезво оценивал полезность того или иного изобретения и не разбрасывал внимание на то, что было, может, и поразительно, но не представляло никакой практической ценности. Большинство нововведений были именно такими, но Дирну все-таки не пришлось пожалеть о своем присутствии здесь: представленные вскоре Рассеянные Светильники заставили его глаза довольно загореться, потому что он уже долгое время искал нечто подобное.
Это были совсем небольшие прозрачные шары с заключенными внутри частицами Волшебной Пыли, дававшие неизмеримо больше света, чем обычные органические лампы. Кроме того, этот свет не сосредотачивался в одной зоне, а оставался одинаково ярким и на приличном расстоянии от источника света, что было просто колоссальным преимуществом по сравнению с теми светильниками, что использовались в производственных помещениях Серебряной Долины. А если учесть, насколько тонкой была работа с Пылью и порой едва различимыми Алмазами, то решение Дирн принял моментально и без лишних раздумий.
Таким было одно из главных свойств его натуры: он мог долго сомневаться, если не был в чем-то до конца уверен, но если его охватывала твердая убежденность в правильности того или иного решения, то он принимал его сразу же, без всяких оглядок на возможные последствия.
Оратор все еще объяснял особенности использования Рассеянных Светильников и их несомненные достоинства, когда Дирн услышал позади чуть насмешливый голос:
- Полезная вещь. Может здорово облегчить жизнь ювелирам. Как раз в вашем вкусе, не правда ли, господин Барн-о-Бас?
Дирн в растерянности обернулся и едва поверил своим глазам: чуть левее позади него сидел не кто иной, как Ноам Великолепный, этот всемогущий высокомерный аристократ, которого никто еще никогда не видел сидящим в последнем ряду! Это было настолько неожиданно и удивительно, что Дирн так и уставился на него во все глаза, совершенно забыв о полагавшихся приветствиях. Его лицо при этом выражало крайнюю степень недоумения и искренней обескураженности, что заставило Ноама внутренне улыбнуться и похвалить себя за столь успешно произведенный эффект неожиданности.
- И что вы здесь забыли? – спросил Дирн бесцеремонно, не находя объяснения этому исключительному событию. – Разве ваше место не где-то там? – он небрежно махнул рукой в сторону центральных рядов.
- Бывают ситуации, когда перемены неизбежны, - Ноам ни на секунду не отрывал взгляда от его лица. – Скажем так: мне захотелось немного разнообразить свою реальность.
- Понятно, - не слишком в это поверив, Дирн кивнул и, посчитав, что разговор больше не требует продолжения, снова сосредоточил внимание на сцене. Вот только разговор еще не был закончен, и он четко это понял, когда неторопливый голос Ноама раздался в неприятной близости от его левого уха:
- Так что насчет Светильников? Что вы о них думаете?
- Думаю, что они очень практичны, - напряженно ответил Дирн, - и незаменимы в производстве тонких изделий.
- С этим не поспоришь, - пробормотал Ноам, лаская взглядом кончик его уха, выглянувший из-под волос. – Они практичны, полезны, удобны и… совсем не эксклюзивны, вы не находите? Они могут чрезвычайно порадовать ваших подчиненных, но какой от них прок конкретно вам?
- Каждый уважающий себя хозяин должен заботиться о достойных условиях для своих работников, - насколько мог сдержанно ответил Дирн. – Во-первых, это выгодно ему самому: хорошие условия способствуют лучшей производительности, а во-вторых, это просто естественная позиция зрелого человека.
- Как это похоже на вас, - усмехнулся Ноам, зная, что после следующих слов Дирн точно взорвется, - заботиться о тех, кто никогда этого не оценит.
Дирн наконец-то обернулся, и их лица оказались настолько близко, что они без труда могли разглядеть каждый блик в глазах друг друга, чем и не замедлил заняться Ноам. Если бы Дирн не был так раздражен, он бы счел такую близость недопустимой и, наверно, попытался бы отстраниться, но сейчас ему не было до этого никакого дела. Он посмотрел Ноаму прямо в глаза и мрачно спросил:
- Что вам от меня нужно? Говорите, зачем пришли. И не нужно мне рассказывать про перемены. Я знаю, что вы здесь из-за меня.
Такая прямолинейность привела Ноама в восторг, и он с трудом сохранил лицо серьезным.
- Неужели вы пришли из-за того, что я отказался подписать вашу Золотую Книгу? – Дирн продолжил наступление. – Это глупо. Ни за что не поверю, что вам больше нечем заняться.
- Признаюсь, это меня очень расстроило, - выдал чистейшую правду Ноам, с интересом ожидая реакции. – Мне очень грустно от того, что вы отвергли такой полезный и важный проект.
Только сейчас Дирн осознал, что что-то идет не так, и как только понял это, обнаружил и чересчур интимную позу, в которой они находились. Ноам был так близко, что его длинные белоснежные волосы касались плеча Дирна, и из-за того, что последний ряд слегка превосходил по уровню все остальные, он еще и подавляюще возвышался над ним, вызывая неконтролируемую злость и раздражение.
Внешность Ноама, как и все в нем, была безупречна, но Дирн видел в его красоте лишь типичный пример бездушного аристократического пафоса, лишенного всякой отзывчивости и естественных человеческих чувств. Исключением были разве что глаза Ноама – внимательные, необычного серебристо-синего оттенка; в них всегда чувствовалась какая-то тщательно скрываемая глубина, которой Дирн никогда особо не интересовался, потому что не испытывал в этом нужды.
Впрочем, конкретно сейчас эти глаза тоже вызывали в нем лишь досаду, потому что светились странной насмешкой и чем-то еще, чем-то, что Дирн никак не мог понять и все больше нервничал из-за этого. Происходило явно что-то подозрительное, он был уверен в этом хотя бы потому, что никто вокруг не обращал на них ни малейшего внимания, а ведь сцена была весьма незаурядной. Ему до смерти хотелось отвернуться, но сейчас это бы выглядело поражением, поэтому он продолжал неотрывно смотреть на Ноама, не желая уступить ему даже в такой мелочи.
- Вы смеетесь надо мной?
- Я говорю правду, - сухо сказал Ноам, даже не думая отодвигаться. – Ваше пренебрежительное отношение глубоко огорчило меня.
- И вы правда пришли из-за этого?
Ноам слегка качнул головой, и прядь его волос мягко прошлась по щеке Дирна. Дирн сам не знал, почему, но это до крайности смутило его, он покраснел и, почувствовав это, с еще большей неприязнью уставился на Ноама. Ноам же в этот момент мог похвастаться только одной мыслью в голове: