Аваддон и в этот раз сдерживался до последнего, изводя его ласками до того развратными, что Дирн ежеминутно краснел под повязкой и наивно радовался тому, что плотная ткань частично это скрывала. От кого-то другого, может, и скрыла бы, но не от Аваддона, который собственноручно зачаровал ее, так что от него она не могла скрыть ровным счетом НИЧЕГО.
От вида краснеющего Дирна, такого милого и горячего, у Аваддона почернели белки глаз, а кровь запылала с такой силой, что он захотел сделать то, до чего еще не доходил никогда и ни с кем. Он на мгновение оторвался от Дирна и широко, с нажимом развел ему ноги, окидывая помешанным взглядом его буйное желание.
Хоть Дирн и не мог ничего видеть, ему было ясно, что происходит: желание обострилось в нем до предела из-за этой унизительной, невозможно открытой позы, и он немедленно попытался вырваться, но Аваддон легко завалил его обратно, снова зафиксировал в том же положении и, низко наклонившись, медленно провел языком по всей поверхности его каменно твердого ствола.
Дирна подбросило на постели, он запрокинул голову, шумно выдыхая, снова попытался зажаться, но Аваддону слишком понравилась его реакция, чтобы он мог остановиться. Если до этого Дирн еще как-то справлялся со своим голосом, то теперь ни о какой сдержанности не могло быть и речи: от его низких жалобных стонов Аваддон еще больше распалялся, ему хотелось сожрать это прекрасное тело, чтобы никто уже точно не смог до него добраться.
Когда Дирн неосознанно начал подбрасывать бедра навстречу его ласкам, Аваддон охотно позволил ему это и, едва парень взорвался, обдав сильной дрожью их обоих, он медленно слизал с губ капли его спермы, чувствуя удовлетворение даже от того, что теперь знал вкус его семени…
Дирн попытался сесть, притянуть его к себе, но Аваддон снова не позволил: вновь согнул ему колени и чуть приподнял, затем наклонился к самой чувствительной точке и с давлением провел языком по напряженному отверстию.
- Твою мать, это уже слишком! – застонал Дирн, собирая в кулаках целые комки простыни. – Не будь таким жестоким, черт возьми…
Аваддон лишь мягко усмехнулся и начал целенаправленно толкаться языком в тесно сжатое кольцо, заставляя его постепенно расслабляться и пропускать все глубже и глубже… Дирн бы с ума сошел от стыда, если бы увидел эту сцену со стороны и если бы услышал собственные стоны: он бы счел их пошлыми до омерзения, но у Аваддона было другое мнение: ему они казались изумительными в своей нескрываемой страсти и животном бесстыдстве.
Дирн успел кончить уже дважды, когда Аваддон, наконец, взял его, ворвавшись одним жестким безжалостным рывком. Долгое воздержание дало о себе знать, и теперь стонали уже оба, задыхаясь в череде неистовых бешеных толчков. Аваддон брал его с такой силой, что Дирн несколько раз терял сознание: пусть всего на несколько секунд, но его тело просто не выдерживало такого напора. Каждый раз, приходя в себя, он снова оказывался во власти неудержимой первобытной похоти, которая, казалось, проистекала из самой вечности и не знала предела. Это было даже немного болезненно и жестоко, но он все равно тянулся к своему мучителю, потому что подсознательно различал его эмоции, истинный характер его отношения к нему и не мог не отзываться на такой откровенный настойчивый призыв…
Аваддон так и не дал ему шанса прикоснуться к себе, ему хотелось полностью контролировать все его ощущения, и это было самой коварной и в то же время сладкой пыткой, которой Дирн когда-либо подвергался. В итоге момент взаимного предела был успешно достигнут, и они одновременно сорвались, ловя губами пронзительные стоны друг друга, от которых любой случайный свидетель прислонился бы к стене в полном изнеможении.
Дирн снова на несколько мгновений вылетел из реальности, все еще чувствуя под ладонями прохладную шероховатую спину, а когда пришел в себя, давление чужого тела исчезло, зато под его головой покоилась приятная теплая рука, а плечом он прижимался к мощному горячему боку. Дирн тут же повернул голову в ту сторону и мгновенно ощутил на лбу прикосновение знакомых тонких губ. Этот простой ласковый поцелуй заставил его сердце пропустить несколько ударов, и он сказал без всякой робости:
- Я хочу увидеть тебя.
- Увидишь, - тут же заверил спокойный мягкий голос, - но не сегодня.
Дирну было достаточно уже того, что на него не рассердились за подобное заявление. И в то же время такой ответ слегка смутил его; ему вдруг показалось, что Хрустальный Князь отлично знает, кто он такой, и ответ его был основан как раз на этом знании. Впрочем, он легко отогнал от себя эту мысль, уверенный в том, что безумное единение, действовавшее на них обоих с такой сокрушительной силой, было необычным не только для него, и отсюда и происходило особое к нему отношение.
- Я не боюсь твоих шрамов, - сказал Дирн искренне, безуспешно борясь с сонливостью. – Они даже приятные. Как холодный мрамор. Если ты беспокоишься насчет этого, перестань. Я не боюсь.
- Я знаю, - Аваддон с наслаждением водил носом по его встрепанной макушке. – Спи. Я знаю, что переборщил сегодня.
- Я был уставшим еще до того, как приехал сюда, - пробормотал Дирн, закрывая глаза под повязкой. – Однажды я приеду к тебе бодрым, и мы будем кувыркаться до самого утра.
Только этот человек мог заставить Аваддона так улыбаться. Он ничего не сказал, хотя сказать мог бы многое. Например, заявить, что представители подобной профессии должны быть бодрыми всегда или обескуражить Дирна вопросом о том, чем же он занимался на протяжении целого дня, что так сильно устал.
Аваддон не желал с ним играть. И не собирался больше напрасно тратить время. Он желал обладать этим человеком и уже сейчас испытывал убийственную готовность сделать всё, чтобы достичь этой цели.
- Не однажды, - он крепко поцеловал спящего Дирна в подбородок. – Скоро ты всегда будешь со мной.
*
Сапфировый Бор испокон веков считался одним из самых древних и величественных поместий тамирской элиты. Если насчет первого Дирн мало что знал, то со вторым он был полностью согласен, правда, считал, что к слову «величественное» необходимо было также добавить «помпезное» и «до нелепости огромное». В общем-то, эти две характеристики более чем точно отражали внешний облик этого поистине колоссального королевского дворца.
Но то был дворец, природа же вокруг него была действительно впечатляющей. Так называемые Сапфировые Буки, зачарованные предками Ноама много веков назад, занимали здесь огромные пространства и представляли собой настоящее чудо естественного и магического союза, образовавшего в итоге особый вид материальной сферы.
Дирн бывал здесь лишь однажды, в тот самый год, когда официально вступил во владение Серебряной Долиной; тогда в Сапфировом Бору был организован пышный бал в честь двухсотлетия отца Ноама Великолепного, Ричарда Непреклонного, который созвал на свой праздник всех наиболее влиятельных представителей Тамира, чем, разумеется, никто не смог пренебречь. Тогда Дирн и вывел свой двойственный вывод: насмешливое отношение к вычурным размерам дворца и глубокое восхищение к окружавшей его природе.