Сейчас, совершая очередной визит в это легендарное поместье, он вынес ровно такое же впечатление. При всем своем неудовольствии к этой вынужденной поездке он не мог не испытывать благоговейного восторга при виде вековой мощи исполинских деревьев, чья кора напоминала отшлифованный сплав агата и сапфира, а листва была будто пронизана темно-синей Волшебной Пылью. При этом деревья были вполне себе живыми, в их кронах обитали тысячи редких зверей, а их корни уходили глубоко под землю, питаясь естественной природной влагой.
Этот лес зачаровывал, потрясал воображение, и то же самое, очевидно, полагалось делать и гигантскому дворцу, что находился в самом его центре, но Дирн, полный предубеждений, только сильно нахмурился, когда карета, наконец, остановилась у северного крыла, которое само по себе могло сойти за внушительный замок.
Его слегка насторожило то, что возле крыльца больше не наблюдалось других экипажей, да и вообще: атмосфера вокруг не соответствовала намечающемуся празднику. Он-то полагал, что Ноам собирается устроить что-то вроде бала, а с ним переговорить отдельно в кабинете.
Ситуация стала еще подозрительнее, когда слуги провели его в большущий пафосный зал с длинным, изысканно сервированным столом посередине. Подозрительным было то, что стол был сервирован всего на двух персон! Дирн и так направлялся сюда без особого восторга, а теперь и вовсе помрачнел так, что на лбу у него образовались две глубокие складки, которые в Серебряной Долине часто многих пугали, потому что грозили не самыми приятными последствиями.
Тем не менее, он молча сел за стол и приготовился ждать, никак не выражая своего недовольства. Так или иначе, он уже оказался здесь и считал необходимым довести дело до конца, выяснить, что, в конце концов, взбрело в голову Ноаму и заверить его в бесполезности всяких нечестных игр.
Ноам не заставил себя долго ждать и своим появлением поверг Дирна в легкий эстетический шок.
Мало кому приходилось видеть Ноама Великолепного в темном, обычно он всегда носил светлые наряды, дорогие белые мантии и разумно сочетал всё это с красными, фиолетовыми или другими яркими аксессуарами. Сейчас же на нем был черный бархатный костюм с равномерным узором из золотой тесьмы на груди и плечах, что в сочетании с распущенными белоснежными волосами создавало просто возмутительно красивую картину.
Дирн, к своему стыду, даже опешил на несколько мгновений, он просто не ожидал, что цвет одежды может до такой степени изменить внешний вид человека, заставить увидеть привычную фигуру совсем в другом ракурсе. Само собой, он быстро оправился от неожиданности и невольно похвалил себя за то, что внешне никак не выразил своего потрясения, однако это было не так. Пусть совсем ненадолго, но Ноам уловил в его глазах блеск удивленного восхищения, и даже такая крошечная победа согрела ему душу.
- Простите, что заставил ждать, - он сел за стол напротив Дирна, тут же беря в руки вилку: сегодня ему не хотелось угнетать юношу своим неотступным вниманием. – Прошу вас, угощайтесь. Здесь нет ничего ни отравленного, ни зачарованного.
- Я не голоден, - ответил Дирн, хмуро наблюдая за ним. – Вы говорили, что хотите устроить званый вечер? Где же гости?
- Они уже здесь, - усмехнулся Ноам, бросая на него короткий взгляд. – Или мы с вами уже породнились?
Дирн хотел сказать что-нибудь соответствующее, поддержать этот странный легковесный тон, но вовремя сдержал себя. Не стоило фамильярничать с Ноамом Великолепным, этот человек никому не позволял подобного, а исключения обычно таили в себе какое-нибудь очень опасное дно.
Похоже, Ноам и правда был голоден: он ел, соблюдая все правила столового этикета, но был при этом так тороплив и ненасытен, что Дирн, сам того не заметив, прилип к нему взглядом, неосознанно следя за четкими движениями его рук, работой сильной челюсти и редкими моментами, когда он обводил губы языком…
Поначалу Дирн смотрел совершенно бездумно, а когда вдруг осознал свою позорную деятельность, понял, что едва ли не любуется, страшно разозлился, не показав, конечно, этого внешне. Так стыдно за себя ему не было уже очень давно.
«Столько трахался, что совсем голову потерял, - подумал он с досадой, невольно отводя взгляд от Ноама. – Теперь тебя кто угодно может завести, так, что ли? Надеюсь, больше никогда не увижу его в черном».
Ноам, к счастью, все еще не смотрел на него, и Дирн воспользовался этой возможностью, чтобы окончательно взять себя в руки и вступить в решительный бой:
- Итак, говорите. Зачем вы меня пригласили?
Ноам какое-то время молчал, не прерывая трапезы, затем выдвинул встречный вопрос:
- А какие у вас есть предположения?
Дирн выпрямился, глядя на Ноама с нескрываемым недоверием:
- Я прекрасно знаю, что вы не питаете ко мне большого уважения, я этого и не прошу. Но извольте уважать хотя бы собственное время. Я пришел сюда не для того, чтобы гадать. И вам это тоже вряд ли нужно.
- Вам так неприятно мое общество? – Ноам наконец-то сложил приборы на тарелке и сосредоточил на Дирне все свое внимание. – Я вам не нравлюсь, я вижу это. Могу я узнать причину?
Дирн снова почувствовал себя озадаченным; как он ни пытался понять, позиция Ноама по-прежнему оставалась за гранью его разумения.
- Можно подумать, вас это волнует, - он не раздражался, говорил вполне искренне и спокойно, отчаянно пытаясь рассмотреть за непроницаемой маской Ноама хоть какой-то намек на его истинные мысли. – Я не тот, кому вам следует задавать такие вопросы. Какое вам дело до моего мнения?
- Может быть, очень большое, - сказал Ноам, расслабленно откидываясь на спинку стула. – Может быть, от него зависит больше, чем вы можете себе представить.
Вот тут Дирна озарило.
- Я понял, - пробормотал он, на что Ноам слегка сощурил глаза. – Я до последнего думал, что понадобился вам из-за чего-то другого, но, похоже, недооценил вашу самоуверенность.
Ноам напрягся и душой, и телом, спросил, уже готовясь решительно защищать свои намерения:
- Что вы поняли?
- Вы хотите, чтобы я передал вам все права на экспорт Радужных россыпей в Кинию, - выпалил Дирн, изо всех сил борясь с гневом. – Хотите полностью занять эту нишу. Но для этого вам нужно мое добровольное согласие. Послушайте меня, господин Ноам. Я не могу себе этого позволить. Не потому, что я жадный, хотя мне все равно, даже если вы будете считать меня таким, а потому что это наследие Маллори Барна, моего благодетеля, чье доверие я не посмею предать даже после его смерти. Сразу говорю: забудьте об этом.
К его удивлению и возмущению, Ноам только весело рассмеялся в ответ на эту тираду:
- Так вот о чем вы думали. М-да… Скверное же у вас обо мне мнение.
- Так я не прав? – Дирн снова растерялся. – Дело разве не в этом?
- Вы выдвинули предположение, но я ведь его не подтвердил.
Дирн не мог с этим поспорить, но и сожалеть о поспешности не собирался.
- Тогда что вам от меня нужно, скажете вы, наконец?
- Я люблю вас, - выдал Ноам совершенно спокойно, хотя сердце его в этот момент готово было проломить грудную клетку.
Дирн всегда раздражался, сталкиваясь с непонятливыми людьми, переспрашивающими то, что и так было очевидно, но сейчас сам сделал то же самое, хотя прекрасно всё услышал: