– Если бы ты помогала мне в поисках, а не выдавала едкие замечания, мне бы не пришлось этого делать!
– А если бы согласился со мной, что этот ключ – просто безделушка, которая ничего не открывает, тебе вообще не пришло бы в голову разносить спальню. – Девушка улыбнулась приблизившейся Джули: – Salut [4], Джулс.
Николас схватился за голову обеими руками и в раздражении опустился на стул. Одежда его кузины валялась на полу, книги и шкатулки были сдвинуты на края полок, дверцы гардероба были распахнуты настежь, а ящики напоминали раскрытые рты голодных птенцов.
Снизу раздались мелодичный звук дверного звонка и шаркающие шаги мистера Стэлворта. Дворецкий прочистил горло, коротко кашлянул и впустил посетителя внутрь.
– Это, должно быть, Эйден с продуктами, – засуетилась Клои. – Я спущусь, а ты пока присмотри за моим кузеном, сделай одолжение.
Хозяйка дома ласково коснулась плеча Джули, смерила растерянного Николаса взглядом, в котором читалась смесь жалости и плохо скрываемого гнева, и исчезла за поворотом, ведущим к лестнице.
Джули зашла в спальню и присела на край застеленной кровати, Николас поднял скорбное лицо, руки безвольно повисли по бокам.
– Почему так важно найти то, что открывает ключ? – мягко спросила девушка, стараясь расположить кузена Клои быть с ней откровенным.
– Я предполагаю, что дед Эйс спрятал какие-то документы в Дормер-Хаусе, доказывающие, что никто, кроме меня, не имеет права владеть домом. – Николас устало потер переносицу. Мужчина встал со стула и подошел к Джули ближе, он напряженно думал.
– Но ваша тетя оставила дом Клои, я не могу даже представить, какая бумага сможет перечеркнуть нотариально заверенное завещание. – Голос Джули был тихим и неуверенным, почему-то ей было неприятно находиться наедине с ним.
– Я же говорил, что вы не поймете… В последней воле дедушки Эйса могла быть ключевая фраза, положившая бы конец глупым препираниям, что-то в духе: «Дормер-Хаусом может владеть только тот, в ком течет кровь Дормеров, и никто иной», – высокомерно протянул Николас, а воображаемую цитату произнес тоном проповедника. Он пристально уставился на вышитое золотой нитью покрывало и сидевшую на нем гостью.
Девушка прикусила щеку изнутри, пальцами вцепилась в мягкий матрас. Возвышавшаяся над ней стройная фигура Николаса вызвала у нее, как бы выразилась Клои, déjà vu [5]. Самозванец, проникший в дом под именем Холзи, был мало схож с Николасом Эйвери, но сейчас, когда на лице последнего читались азарт и странное возбуждение, Джули была убеждена, что тот, кого она встретила накануне, несомненно, состоит с Дормерами в кровном родстве, причем довольно близком.
– Я обязан попросить… Встаньте.
Джули нахмурилась, но подчинилась приказу парня, который в мгновение ока сорвал с постели одеяло, сбросил на пол подушки и с остервенелым усилием принялся переворачивать матрас.
Джули перебирала в голове слова Николаса, пыталась взять в толк, почему из всех претендентов на наследство мужчина считал подходящим только себя, а Клои списал со счетов, ведь они были родственниками! И если она что-то понимала, ее подруга, внучка Эйса Дормера, была гораздо более подходящей кандидатурой, чем Николас, внук Бланш, сестры первого владельца поместья. Если только…
– Если все дело в крови, не намекаете ли вы на то, что Клои удочерили?
Молодой человек закончил осматривать место, служившее Клои постелью, и смерил девушку тяжелым взором, у него были немного опущены уголки глаз. Даже до того, как она получила ответ, Джули осознала свою глупость: она вспомнила, что когда она впервые увидела фотографии молодой Айрис Дормер, подумала, что Клои была ее копией.
– Конечно, нет. Но, зная о распутности бабки Луизы, этой француженки, я… – Николас осекся, закусил губу, будто жалея, что сболтнул лишнего.
За стеной звучали переливы смеющегося голоса Клои и подтрунивания Эйдена Доэрти. Пара зашла в комнату, и Джули успела заметить, что рука подруги выскользнула из пальцев молодого человека.
Клои смерила ее укоризненным взглядом:
– Я же просила последить за ним, а не устраивать игры в постели. – Затем она повернулась к брату: – Ник, милый, иногда мне кажется, что за всем своим благонравным фасадом ты скрываешь натуру развратника.
Ее брат, пыхтя и бормоча под нос проклятия, держал матрас одной рукой на весу, а другой пытался что-то достать из кармана брюк.
– Привет, Джули, – поздоровался Эйден, на нем были те же куртка и джинсы, что и в прошлую их встречу. – Здравствуй, Николас, давно не виделись.