Нельзя раскрывать наши преимущества раньше времени. До лагеря саксов мы всё равно не дострелим, а вот принцип действия раскроем, и в атаку они пойдут не плотными рядами, а поодиночке и короткими перебежками, собравшись вместе только перед самым последним рывком. А если мы станем тянуть чересчур сильно, то верёвки просто лопнут, и мы останемся без наших онагров.
Рагнарсоны тоже замыслили хитрость. Самое главное на войне это не бить сильнее и не убить как можно больше, самое главное — перехитрить врага. Ещё лучше, конечно, заставить его сложить оружие без боя, но пока что саксы были настроены решительно. Братья намеренно оставили городские ворота без внимания, когда ремонтировали стену, и теперь они выделялись на фоне остальной стены как гнилой зуб. Ударь сюда, и защита рухнет, вот только сразу за воротами атакующие попадут в западню из ещё одного ряда укреплений. Достаточно самонадеянный план, но можно было полагать, что саксы так и поступят.
Но прежде, чем атаковать, саксы выслали переговорщиков. Это значило, что в своих силах они не уверены.
Из саксонского лагеря выехали несколько всадников, какой-то олдермен в кожаном шлеме и плаще из медвежьей шкуры, пара воинов из его личной охраны и пятеро священников верхом на осликах.
Бескостный лично вышел на стену, чтобы выслушать их предложение.
— Я — олдермен Херебрюхт! Я говорю от имени короля Нортумбрии! — прокричал переговорщик, остановившись у стены.
Херебрюхт, несомненно, понимал, что всю их делегацию могут нашпиговать стрелами по первому же знаку Бескостного, но держался в седле уверенно и прямо. Зато священники за его спиной нервно поглядывали то на него, то друг на друга, то на стену, заполненную ужасными норманнами.
— Которого из них? — спросил Ивар.
Олдермен оглянулся на лагерь, на своих сопровождающих.
— От имени короля Эллы! Он предлагает вам почётную сдачу!
— Элла желает сдаться? Так чего он сам не пришёл? — спросил Ивар.
Викинги на стене захохотали, Херебрюхт покраснел, но сумел сохранить достоинство.
— Вы должны освободить город и покинуть его! В обмен на это вы получите золото! И жизнь! — продолжил он.
— Пусть Элла придёт и заставит нас это сделать, — бросил Ивар, развернулся и ушёл, не дожидаясь ответа.
— Да будет так, — сказал Херебрюхт.
— Сегодня священный день! — воскликнул один из сопровождающих его священников, скособоченный и горбатый. — Вход Господень в Иерусалим! И король Элла, как и Господь наш Иисус Христос, войдёт в город истинным царём!
Они развернулись и уехали, сопровождаемые жестокими насмешками, свистом и улюлюканьем. В город-то Элла войдёт, а вот выйти из него живым уже не сможет. Скоро всё начнётся.
В лагере саксов началось движение, воины выходили и вставали в строй, но не для того, чтобы пойти в атаку, а для богослужения и причастия. Священники ходили чёрными воронами по полю, благословляя саксов на битву, а мы наблюдали за всем этим с городских стен.
Саксы не просто причащались, они напивались допьяна, чтобы вселить в себя хоть немного храбрости. Даже в священный день, с благословением и осознанием того, что им предстоит сражаться за правое дело, они боялись.
Среди норманнов некоторые тоже пили перед боем, но никто не стремился нажраться до беспамятства. Лишь немного разгорячить кровь.
И очень скоро на краю саксонского лагеря начали выстраиваться боевые порядки. Клин. Стена щитов. Скьялдборг.
Первыми шли самые храбрые и сильные воины, с головы до ног закованные в железо, призванные проламывать вражеский строй, рассекать его надвое. Те, кто умел и любил сражаться. Позади толпились самые робкие, ополченцы из фирда, готовые в любой момент развернуться и дать дёру. А сразу за ними катили таран из тяжёлого обтёсанного бревна, укрытый деревянной крышей.
Затрубил рог, саксы двинулись шагом, экономя силы для битвы, но с каждым шагом они грохотали оружием о собственные щиты, пытаясь внушить страх в наши сердца и посеять уверенность в своих. Многие кричали, вопили оскорбления и проклятия так, что слова долетали даже до стен.
Я дождался, пока задние ряды саксов доберутся до первой вешки, воткнутой прямо в землю высокой ивовой ветки.
— Заряжай, — приказал я. — Дистанция двести. По тарану не бить.
Олаф и Токи начали крутить ворот, в ложе онагра закинули камень, один из специально отобранных среди прочих.
— Бей, — сказал я.
Кьяртан выбил стопор уверенным ловким движением. Метательное плечо с размаху врезалось в укреплённую балку, отправляя снаряд в полёт, и мы, как завороженные, следили за его траекторией. Камень пролетел над головами первых рядов саксов, заставляя их пригибаться от страха, и рухнул точно на задние, собирая кровавую жатву. Разбежаться ополченцы не успели, построение оказалось слишком плотным, а паника — слишком сильной.