— Далеко же они забрались, — произнёс Хальвдан, когда впереди наконец показалась саксонская деревушка.
— Да, лучше бы они не прятались. Так было бы гораздо легче их грабить, — сказал Кьяртан.
— Думаешь, если бы они не прятались, тебе чего-нибудь бы досталось? — хохотнул Торбьерн. — Здесь и так ошиваются все, кому не лень.
— Авось и нам чего найдётся, — сказал Хальвдан.
— Ты сначала это у них отними, — хмыкнул Кьяртан.
— Сами отдадут, — отмахнулся Хальвдан.
Мы понемногу приближались к деревне из нескольких дворов. Местные домики, крытые соломой, приземистые и посеревшие от постоянных дождей, выглядели жалко и бедно, но иного я и не ожидал. Здесь живут нищие крестьяне и рыбаки, а не графы и герцоги. Местные жители и без того уже ограблены собственными лордами, так что я предпочёл бы грабить уже награбленное, но увы, здесь решаю не я.
Я вдруг задумался, что делал бы, если бы вдруг обрёл богатство и полную свободу действий. Наверное, занялся бы изобретательством в собственном укреплённом посёлке, защищённом от набегов. Сперва закрыть все свои собственные потребности, а затем уже думать о других людях и самореализации. Но для этого придётся быть сильным и опасным, хотя бы для того, чтобы с тобой считались.
В деревне впереди вдруг поднялся шум, послышались крики, я заметил, как местные, завидев наше появление, бросаются наутёк. Не все, но многие.
— Бегом! — проревел Кетиль. — Нас ждёт добыча!
Мы ворвались в безымянную мерсийскую деревушку, сея смерть и разрушение. Строй сломался, теперь мы действовали парами, прикрывая друг друга от каких-нибудь излишне ретивых крестьян, возомнивших себя героями. Но большинство попросту разбегалось или пряталось, бормоча молитвы.
Викинги вламывались в хижины, убивая тех, кто смел поднять оружие, и вытаскивая всё мало-мальски ценное. Я действовал в паре с Торбьерном, но больше рычал и изрыгал проклятия, чтобы навести побольше ужаса на саксонских крестьян, нежели участвовал в бою. Это, конечно, не военное преступление, ведь там не было военных, но что-то внутри меня протестовало против убийства безоружных и беззащитных, особенно, женщин и детей.
Хотя мою точку зрения тут никто не разделял, считая всех саксов врагами, а их женщин — законной добычей.
Только когда мы с Торбьерном вломились в очередной дом, и на моего кузена из темноты бросился какой-то сакс с кузнечным молотом, мне пришлось пустить свой топор в дело.
— Сзади! — крикнул я, когда сакс выскочил из темноты, но развернуться Торбьерн не успевал.
Мерзавец поджидал за дверью, не иначе, но именно для этого мы и ходили парами. Я рванул следом и с размаху опустил топор прямо на его шею. Оружие с чавканьем воткнулось в плоть, крестьянин рухнул на месте, прямо к ногам Торбьерна. Никаких угрызений совести я не испытывал, этот человек был врагом, и я ничуть не сомневался, что поступил правильно.
— Вот зараза, — пробормотал Торбьерн. — А я его и не заметил.
Я не ответил, оглядывая хижину. Земляной пол, соломенная крыша, очаг, грубый деревянный стол.
— Хватай всё, что приглянется, — посоветовал Торбьерн.
Как по мне, то этим людям впору было бы просить подаяние. Взять у них решительно нечего.
— Да они же нищие, — возразил я.
— Тебе кажется, брат, — улыбнулся Торбьерн. — Кто-то, может, и нищий, но если хорошенько пошарить, то точно найдётся и серебро, а может, даже и золото.
— Сомневаюсь, — буркнул я, приподнимая кишащий клопами и блохами соломенный тюфяк.
— Ха! Сейчас найдём сакса побогаче, да у него и спросим, — сказал Торбьерн. — Пятки подпалишь, сразу начинают болтать. Причём даже по-нашенски. Даже не болтать. Петь!
— Тайники, значит, — хмыкнул я.
— Конечно! — обрадовался Торбьерн. — Кто-то в золе прячет, под очагом. Кто-то — в дерьме. Кто-то зарывает под порог. Кто на что горазд, в общем.
Я пнул носком сапога прогоревшие угли в очаге, заставляя целую тучу золы взмыть в воздух серой удушливой взвесью. Ничего, разумеется. Только завоняло гарью и сажей. Зато Торбьерн схватил пальцами один из немногих тлеющих угольков, раздул, лишь немного морщась, и сунул в солому под крышей. Вскоре оттуда повалили клубы белого дыма.
— Давай-ка дальше, братец, — ухмыльнулся он.
Из этой несчастной хижины мы вытащили лишь немного съестных припасов, которые я бы даже постыдился забирать, какие-то застарелые хлебные корки и вонючий сыр. Но перечить кузену в этом вопросе не было смысла. Ему лучше знать, что стоит брать, а что — нет. В предыдущем доме точно такой же сыр он почему-то оставил.
Красного петуха пустили уже и по другим домам, дым поднимался над деревней густыми клубами, отовсюду звучали жалобные крики и плач местных. Норманны, наоборот, смеялись и радовались. Особого сопротивления в этой деревне мы не повстречали, никого из наших не убили, набег шёл по плану, как обычное рутинное мероприятие. Здешний мир оказался куда более жестоким, чем я предполагал.