Но и саксы умудрились положить немало наших бойцов, в основном, тех, кто встречал их на баррикадах за воротами. Потери были даже среди моих людей. Погибли Фридгейр и Трюггви, ранили Асмунда, Хальвдана, Токи и многих других.
Что до добычи, то мы ходили и обирали павших в бою, пока всадники, почти не участвовавшие в сражении, грабили лагерь и обозы саксонской армии. Не слишком честно получилось, но я понимал, почему так происходит. Армия и честность это не самые близкие понятия. Но можно было надеяться, что захваченную казну заберут Рагнарсоны, а потом её разделят между отрядами.
На этот раз пропускать пир было нельзя, даже по уважительной причине, и победу праздновали все вместе, во дворе крепости, пугая потерявших всякую надежду горожан громкими раскатами хохота и пьяными песнопениями. Это был не просто праздник, это была демонстрация силы, и для своих, и для чужих.
Эль, мёд, пиво, самогон, всего хватало с лихвой, чтобы помянуть павших и похвалиться подвигами живых. И пока одни страдали от ран в импровизированных лазаретах, всеми позабытые, другие, кому повезло больше, праздновали и веселились.
Пленных саксов, обращённых в рабство, оказалось столько, что во всём Йорвике не сыскалось достаточно цепей, а раненых и слабых безжалостно убивали, чтобы не тратить на них время. В плен взяли и короля.
Осберту повезло больше. Во время погони его лошадь споткнулась, он вылетел из седла и сломал шею, умерев мгновенно. К нему Господь проявил милосердие.
А вот короля Эллу взяли живым, и его судьба обещала быть незавидной и короткой. От Рагнарсонов милосердия ждать не стоит.
Пленного короля вывели к пирующим норманнам, избитого и обнажённого. Его тут же встретили насмешками и хохотом, но мне смешно не было. Я представлял, что его сейчас ждёт. Особого сострадания король, конечно, не вызывал, он и сам наломал немало дров, успев за своё короткое правление прослыть тираном и деспотом, но я знал, какими жестокими могут быть забавы датчан. Такого не пожелаешь и врагу.
— Элла! — крикнул Сигурд Змееглазый, поднимаясь со своего почётного места. — Ты казнил нашего отца! Так теперь прислуживай ему вечно!
Бывший король Нортумбрии молча глядел на своих врагов, не скрывая презрения, и даже в таком виде умудрялся выглядеть серьёзным, а не смешным. Но когда его потащили к колоде, то не сдержался и начал вырываться из рук хирдманнов, за что получил ещё. Воины не сдерживались, били от всей души.
Его бросили на деревянную колоду лицом вниз, связали руки, чтобы не дёргался.
— Будьте вы прокляты, нехристи, — выплюнул он.
К нему вышел Ивар с коротким копьём в руке.
— Один! Прими нашу жертву тебе! — воскликнул Бескостный, вскидывая копьё к небу.
И казнь началась.
Ивар копьём взрезал кожу на спине короля от поясницы и до шеи, Элла зашипел, стиснув зубы. Король даже сейчас не желал услаждать слух язычников своими криками.
Но я знал, до конца экзекуции он не выдержит.
Норманны притихли, все до единого, Хальвдан, Сигурд и Убба неотрывно смотрели на казнь. Никто не смел произнести и звука, все оказались заворожены творящимся таинством жертвоприношения. Это не просто жестокое убийство. Это ритуальное убийство.
Кожу Ивар содрал и растянул в стороны, а затем принялся резать мышцы, и тут Элла уже не выдержал, начиная кричать и дёргаться. Норманны заулыбались и закивали, довольные происходящим. Чтобы добраться до рёбер, надо вскрыть трапециевидные мышцы полностью, разъединив их с позвоночником.
Бескостный делал всё молча, деловито кромсая спину Эллы, а тот уже не сдерживал воплей. Чем дольше он мучается, тем угоднее это Одину, насколько я понимал. Рано или поздно король умрёт от болевого шока. Чем раньше, тем лучше для него.
От трапеций, ромбовидных и широчайших Ивар перешёл к рёбрам, ловко взрезая бритвенно-острым копьём рёберно-позвоночные суставы. К этому моменту Элла мог только тихо скулить и стонать, а к третьему позвонку он затих окончательно, но экзекуцию это не остановило. Ивар продолжал резать, отделяя рёбра короля от позвоночника, а затем выворачивая их наружу.
Остановился он только тогда, когда извлёк наружу лёгкие уже мёртвого Эллы. Руки Ивара по локоть были в крови.
— Тебе, Один! — снова вскидывая копьё вверх, закричал он, и к этому крику присоединились все остальные.
— Наш отец отмщён, — сказал Хальвдан.
После этого пир продолжился, снова поднялся шум, вновь в кружки полилось пиво, зазвучали тосты. Колода с распростёртым на ней телом короля так и осталась стоять посреди двора.