Мирей сидела на диванчике, похожая на маленький, жалкий тюфячок, говорила, как автомат, тихо-тихо, едва шевеля губами, глядя вниз, себе на колени.
— Он собрал свои вещи, и я спросила: "Что ты делаешь?" Он был такой спокойный, но очень странный, такой холодный, отрешенный. Я его испугалась. А он меня ненавидел в тот момент. Ответил, что уходит, а я сказала — это безумие, тебя схватят. А он меня послал. Я загородила дверь, и он взбесился. Начал меня бить, спокойно так, методично… Стоило поднять голову, как он ударял сильнее. Пока я не свалилась на пол в углу. Тут он остановился и сказал: "Ладно, хватит, ты свое получила, могу я теперь уйти?" И добавил: "Лучше тебе забыть меня поскорее, потому что я не желаю тебя больше видеть". Потом кивнул в сторону улицы и прошипел: "Да пусть лучше меня прикончат, но я ни минуты больше не проведу в этом гребаном доме, с тобой, сука! Запомни этот урок, потому что в следующий раз я просто перережу тебе глотку. Ну что, все ясно?" Он сошел с ума… Нельзя ему было уходить вот так, они его достанут…
Она замолчала и снова заплакала — то ли из-за того, что он сказал, то ли потому, что ушел, а может, просто понимая, что он в опасности.
Мирей все повторяла и повторяла, как заведенная:
— Он сбрендил, слетел с катушек, его убьют…
Я спросила:
— Во сколько это было?
— Да господи, и двух часов не прошло… Я пришла около пяти, и до десяти все было тип-топ, а потом он вдруг взвился под потолок, даже о тебе говорил…
Тут она всплеснула руками в знак бессилия, как будто мысли обо мне в подобные моменты — лучшее доказательство его буйного помешательства. Я сделала вид, что соглашаюсь. Так, ладно, соображай пошустрее. Держи себя в руках, вопросы задавай спокойно и небрежно.
— Что он говорил обо мне?
— Когда он хотел уйти, а я стала его удерживать, он сказал: "И передай от меня этой шлюхе — твоей подружке, чтобы шла на хрен. Ни одна сволочь не смеет принимать меня за недоумка, так что она просчиталась!" Вид у него был такой разъяренный…
Вспышка. Взрыв. Удар кулаком в лицо. Моя равнодушная отстраненность дала трещину. Мирей отнесла мою реакцию на счет удивления, тем более что это подтверждало ее версию о "мгновенном помешательстве" Виктора. Она все повторяла и повторяла, качая головой:
— Совсем чокнулся.
Тебе удобно в это верить, тебе везет, что ты способна так себя обманывать, — теперь у тебя есть все звенья цепи, могла бы и догадаться, но тебе удобнее не знать, не видеть.
Загадочная алхимия чувств: зарождавшаяся в душе тоска из-за исчезновения Виктора мгновенно трансформировалась в гнев на Мирей.
Мне удалось сдержаться и не выйти из роли обалдевшей, пытающейся разобраться в ситуации подруги.
— Ты помнишь, что именно сказала ему прямо перед этим?
— Да ничего особенного… болтала о вечеринке, рассказывала новости, то, другое, ну правда, все как обычно…
— Новости о ком?
— Обо всех… О Кэти, о Роберте, о том, что всем на них насрать, раз они вот так, с легонца, переметнулись к мадам Ченг, а еще о том, как беспокоится о тебе Гийом. Я со всеми поболтала вчера, ну и пересказывала ему разговоры… Говорила о Соне — мы с ней долго общались, она в красках расписывала, как вы оттягивались вместе, потом сказала, что Жюльен…
Маленькая, грязная, тупая засранка.
Голова гудит и кружится все сильнее. Хаос, в котором я ни черта не понимала, уступил место хаосу, который я начинала стремительно осознавать. Я позволила Мирей еще потрепаться, решая, что делать. Потом спросила, теряя терпение:
— А что тебе наболтала Соня?
— Что вы были в Бротто, принимали вместе ванну и она призналась, что вы сто лет знакомы и она всегда тебя любила.
Мирей улыбнулась сквозь слезы — впервые с того момента, как я пришла, произнесла извиняющимся тоном:
— Знаешь, по-моему, Виктора не это взбесило…
— Думаю, нет…
Бедная глупая сучка, мало тебе было раздвигать ноги — разинула-таки пасть! Ну что, довольна теперь?
Она снова принялась плакать, я гладила ее по плечу, думая совершенно о другом и чувствуя невероятное возбуждение.
Он отправился в Бротто, нужно срочно с ним увидеться, я ему все объясню. Сейчас же. Немедленно. Мне было чертовски трудно объяснить Мирей, что у меня важное дело и я вернусь позже, я голову сломала, как сделать это поделикатнее. И тут — хвала небесам! — вспомнила:
— Прости, Мирей, но я обещала Гийому, что провожу его в аэропорт. Я должна поехать. Вечером вернусь. Ты никуда не уйдешь?