Разумеется, Матиас не мог бы просто так влезть внутрь всего этого, да еще и сделать так, чтобы никто не заметил его демарша. Нет, партикуляристу пришлось, лежа на балке под потолком и вдыхая специфические кондитерские ароматы, наблюдать все этапы приготовления рекомого пищевого продукта. Все это нужно было для того, чтобы потом, с помощью магии, уверенно создать копию оного.
К сожалению, не все, сотворенное человеческим разумом, поддается сносному магическому копированию. Именно поэтому Матиасу понадобилось покупать украшения для верхушки торта: отчего-то его искусство упорно отказывалось создавать ангелочков. Причиной, по мнению Матиаса, могло оказаться то что Одинокие Деревья - источник его магии - просто, как все деревья, недолюбливали пернатых.
Так или иначе, в результате всех его усилий Матиасу удалось создать сносное подобие торта и даже украсить его, как полагается. Дело оставалось за малым: для начала каким-то образом похитить настоящий торт, а потом еще и умудриться проникнуть в особняк с фальшивкой.
Такие пустяки, как внешняя невыполнимость плана, Матиаса Бартока никогда не тревожили. Если что-то должно быть сделано, считал он, он это сделает, и никак иначе. Количество людей, которых надо запугать и подкупить, чтобы добиться желаемого, Матиаса нисколько не смутило - он просто принял его к сведению. И погрузился в раздумья.
После нескольких часов медитаций на различных крышах города Матиас пришел к самому простому, хотя отнюдь и не оригинальному решению.
Итак, в нужный день - то есть, собственно, в День Рождения Летиции Марофилл, канун приема у Принцессы, - та самая совсекретная булочная выслала торт на празднество. По дороге карету, вынужденную пересекать городской парк, перехватил неизвестно откуда там взявшийся медведь и, не обращая внимания на сопровождающих карету поваров спецназначения, усиленно обстреливающих зверя действенными заклинаниями "Превед", сожрал произведение кондитерского искусства. Случившихся рядом прохожих и мам с детишками происшествие не очень удивило: в Варроне еще и не такое случалось.
Тем временем в задние ворота особняка Марофиллов постучал один из фантомных поваров, сопровождавших подложный торт Матиаса.
Постучав, фантом тут же растаял в воздухе, как и его коллеги, ибо их миссия была выполнена. Выглянувший из ворот второй помощник старшего дворецкого уже не застал рядом с тортом ни единой живой души.
Подивившись быстроте и ненавязчивости обслуживания - обычно посыльные еще довольно долго отирались вокруг клиента в надежде сорвать чаевые, - лакей вкатил тележку в коридор и поставил ее до поры до времени в специальную нишу, сам же отлучился по неотложным делам.
Матиас Барток остался один и начал морально приготовляться к скорому осуществлению своей долгожданной мести. Он уже предвкушал, как упьется кровью Марофиллов, как будет живьем вырезать левые желудочки из их поганых сердец, как будет глух к стонам и мольбам... Воображение Матиаса увело его довольно далеко и, когда духовная подготовка древесного мага была завершена в должной мере, так, чтобы не стыдно приступить к собственно мести, он вдруг почувствовал, что его грызут... Нет, не сомнения - в самом деле грызут!
Надо сказать, что Матиас не просто поместил себя внутрь торта - такой трюк был бы весьма тяжело осуществим по причине причудливой форме упомянутого изделия, да и оставалось неясным, купился ли бы дух-хранитель на столь примитивную маскировку. Нет, Матиас ценой невероятных усилий превратил в торт самого себя. Конечно, пришлось добавить несколько ключевых ингредиентов, таких, как молоко, но, в целом, Матиас решил, что получилось недурно. И вот, пожалуйста - теперь его нагло ели!
Торопливым усилием воли Матиас отрастил на поверхности торта некое подобие глаз и пришел в ужас, насколько столь яркое описание вообще возможно применить к испытываемым Бартоком эмоциям. Это не он упивался кровью Марофиллов - это стайка юных Марофиллов упивалась его кровью, голыми руками отрывая от торта куски сливочного крема!
Матиасу неоткуда было знать, что это кузина Петиция, давняя ненавистница кузины Летиции, подговорила своих детей и детей еще трех кузин - своих союзниц - найти и уничтожить ресурсы противника. Сожрать именинный торт, другими словами. А не сожрать, так хоть понадкусывать или как иначе лишить товарного вида.
Матиас пришел в омерзение, трудно описуемое словами. Первым его порывом было терпеть - некоторое количество массы он мог потерять и без ущерба для себя. С каждой секундой, однако, такая стратегия казалась ему все менее привлекательной.
Однако когда один из маленьких бесенят с возгласом искренней радости произнес: "Смотрите! А тут слой желе!" - Матиас не выдержал. Испустив душераздирающий вопль, сравнимый разве только с треском ломающейся в грозовую ночь сосны, он превратился обратно и, как был, в разодранном камзоле, без куска плаща, в сапогах без подметок и с несколькими кровоточащими ранами на теле, бросился куда глаза глядят.
Случилось так, что избранное им направление увело его прочь от выхода. На отчаянной скорости, периодически сталкиваясь со слугами, Матиас петлял по коридорам, которые свивались и развивались на манер лабиринта.
Вот так же, абсолютно ничего не соображая, Матиас вылетел в Главный Зал, где за большим столом уже собралось все семейство, за исключением его главы, ибо Рютгер Марофилл в это время как раз разбирался в королевском дворце с находкой сэра Аристайла.
Все они с искренним недоумением уставились на Матиаса. Торт должен был стать гвоздем праздника и основной изюминкой вечера; что ж, можно с уверенностью сказать, что в этом качестве, если ни в каком другом, Матиас его заменил.
Немалую роль в этом сыграло то, что Матиас, оказавшись в балльном зале в разгар всеобщего пиршества, сумел вернуть себе самообладание и, собравшись с мыслями, стремительно заставил столы пустить корни - не только в пол, но и в сидящих за ними гостей. В силу исключительных обстоятельств наш мститель решил плюнуть на хирургическую точность и аккуратность, понадеявшись, что он как-нибудь выковыряет левые желудочки даже из того, что после такого останется. Конечно, мясо уже будет остывшее, не теплое, а это не совсем то, но всегда приходится чем-то жертвовать.
Увы, его план удался лишь отчасти. Давным-давно срубленная и отполированная древесина дубовых столов в главном зале успела прочно забыть о времени зеленения и цветения. Учитывая это, Матиас применил самые мощные чары, которые находились в его распоряжении. И перестарался: в особняке Марофиллов ремонт делали всего сто лет назад, так что кое-какая мебель была относительным новоделом. Бурные потоки древесной магии заставили столы не столько пустить корни, сколько прямо сразу зацвести. Воздух наполнился упоительным ароматом.
Гости охнули и разразились аплодисментами; кто-то воскликнул: 'Шарман, Летиция! Как ты умудрилась...' И только Томас Марофилл, которые понял, в чем было дело, хлопнул себя по лбу и пробормотал: 'Так и знал, что двоюродного дедушку Персиваля обманули - вместо дуба подсунули липу!'
Так или иначе, времени на дальнейшие комментарии у Томаса не было, потому что ему пришлось немедленно отражать вражескую магию: увидев, что первый его удар не достиг цели, Матиас немедленно нанес второй. Он воззвал к убитым волокнам льна, из которых были сплетены скатерти и некоторые предметы одежды гостей. Эффект был как поразителен, так и опустошителен: скатерти рванулись прочь со столов, скидывая с себя вазочки, фужеры, рюмки, тарелки, бокалы, салатницы, супницы и прочие девяносто семь наименований посуды - в этом отношении особняк Марофиллов очень напоминал королевский дворец.