Меня на битву
победоподатель
Христос подвигнул;
я же неустанно
люд испепеляю,
на земле прозябающей,
несметное племя смертных
умею, не прикасаясь
5
уничтожать, когда державный
в сраженье меня посылает.
Я же порою
сердца их радую,
порой утешаю
прежних недругов
из дальней дали,
когда я снова
после пагубы
их путь исправлю.
(Солнце)
Платье мое безгласно,
пока я по земле ступаю,
пока я тревожу воды,
пребываю в селеньях;
но над краем героев
порой меня возносят
белые мои доспехи
и поднебесный воздух, –
5
и тут я улетаю,
тучами увлекаемый,
прочь от земного народа,
и наряд мой белый
звучный и певучим
звоном полнится,
чистым звучаньем,
когда я разлучаюсь,
с водой и с берегом,
дух блуждающий.
(Лебедь)[82]
Голос – мое богатство –
из горла исходит,
я песнопевец славный,
и наполнена разными
голова моя звуками,
я распеваю громко,
все лады выводить умею
и не чуждаюсь смеха;
5
старый певец, под вечер
человекам в селеньях
приношу утешенье,
когда в тиши возглашаю
всякими голосами,
и все, усевшись тихо,
в домах мне внимают.
Меня, пересмешника,
знаешь ли, как прозвали,
звонко поющего,
10
вроде скомороха,
радость людям
несущего и веселье
голосами своими.
(Соловей)[83]
Воевал я волны,
я с ветром бился,
не раз был в распре,
рыская по землям
в чуждой пучине,
отчизну покинув:
в бою, побеждая,
стою на месте,
5
а едва подвинусь –
тут одолевают
враги меня и гонят,
и гнут, и ломают,
утащить они тщатся
то, что я защищаю.
Не слаб я и цепок,
коль лапы целы,
пока меня камни
морские держат,
10
держусь упорно.
Скажи мое имя.
(Якорь)
Дивно содеянный,
я служу господину,
в бранях остренный,
я изрядно украшен:
в пестрые доспехи,
в паволоку сутужную,
клад смертоносный вложен
в ножны владыкой,
5
он же в походах,
в охотах ратных
несет меня в сечу,
и под солнцем в селеньях
камни на мне сверкают,
искусно оправленные
кузнецами-золотоделами.
Я концом заостренным
Живых убиваю;
Вождь меня украшает
10
серебром, самоцветами,
и в хоромах со мною
не худо обходится,
но охотно славит
мои достоинства
в медовых застольях.
То под запором держит,
То опять выпускает
Странника усталого
Метаться в поле,
15
битволюбивца;
убийца недругов
в руках у друга,
вне закона объявленный,
как оружие проклятый,
наперед я знаю,
никто не станет
мстить, коль скоро
срежет меня свирепый
ратник в сече,
20
ибо не оставлю
по себе потомства,
род мой древний
на мне прервется,
когда не уйду я,
государя утратив,
от того меченосца,
что казной меня одаривал;
рок меня покарает,
коль на радость владыке
25
буду я, как было,
в битве покорен
приказаниям хозяина, –
в наказание без богатства,
без потомков останусь,
и не встану рядом
с невестой на свадьбе,
и навек у меня отнимет
чаянье счастья
тот, кто вначале
30
цепями меня опутал,
и теперь я должен
радоваться в безбрачии
дишь ратным сокровищам.
Не однажды, обманувшись украшениями,
Жену я возмущаю,
Умаляя ее желания,
И хулит меня женщина,
Хлопает руками,
Попрекает меня и злые
35
речи выкрикивает;
я же брани не слушаю
(Меч?)[84]
вернуться
Приводимые здесь загадки из Эксетерской книги опубликованы под №№ 5, 6, 7, 8, 16, 20, 21, 27, 34, 47, 60 в издании Уайетта, послужившим основой для перевода (Wyatt A. J. Old English Riddles. Boston, L., 1912). Всего в Эксетерском собрании сохранилось 95 загадок, но некоторые из них с трудом читаются из-за повреждений рукописи. Древнеанглийские загадки также имеют непосредственный источник в латинских загадках (enigma) – жанре, получившем особое развитие именно в Англии, откуда происходят сборники загадок VIII в. Татвине (Tatwine), Альдхельма (Aldheim) и Эвсебия (Eusebius). В этих сборниках можно найти оригиналы таких, например, загадок, как Соловей (Альдхельмова De luscinia) или Кольчуга (De lorica из того же лат. сборника). Однако, как часто отмечают, древнеанглийские загадки превосходят эти оригиналы по своим художественным достоинствам, а некоторые из них являются и вполне самобытными. Это связывают с существованием другого, более глубоко, корня загадок, уходящего в германскую традицию. Предрасположенность древнегерманской поэзии к затейливым иносказаниям находит яркое выражение в таких перифрастических обозначениях предмета, как кеннинги, с которыми иногда сравнивают загадки. Их сравнивали не раз и с гномическими стихами. Подобно последним, загадки охватывают самый широкий круг тем, спускаясь "с небес" к предметам низменным (ср. загадки "Соха", "Грабли", "Книжный червь") и выражали представление средневекового человека о мировом порядке. Предмет предстает в них не в своем внешнем образе, а со стороны своих функций, связывающий предмет с человеком. Отсюда нередкое "очеловечивание" самого предмета, а в иных случаях и появление в загадках лирических нот, для этого жанра неожиданных. Древнеанглийские загадки предстают тем самым как особый способ поэтического изображения, а испытание сообразительности партнера, т. е. установка на разгадывание, отходит в них на второй план. Это, как и пространность описания, нередко охватывающего предмет с самых разных сторон, отличает древнеанглийские загадки (как и их латинские прототипы) от фольклорных. Многие из них разрастаются в самостоятельные произведения, занимающие место среди лучших стихов древнеанглийской поэзии. Истолкование ряда загадок остается тем не менее проблемой для исследователя, и некоторые из снабжающих перевод разгадок гипотетичны (см. ниже прим.). Вероятно и существование намеренно двусмысленных загадок.
вернуться
Загадка основана на восходящем к фольклору представлении, что оперение лебедя рождает музыку при полете.
вернуться
Некоторые исследователи считают, что это описание больше подходит к сойке или какой-либо другой птице-пересмешнику.
вернуться
Загадка, в особенности ее вторая часть (сетования "меча" на неудавшуюся личную жизнь?) вызывают затруднения у истолкователей. Оригинальное ее объяснение предложил Л. Шук (Shook L. K. Old English Riddle N 20: heoruswealwe. – In: "Medieval and linguistic, studies in honor de Francis Peabody Magoun, Jr.", London, 1965, p. 194-204), который, несколько иначе читая ее, полагает, что речь идет о боевом соколе, др. англ. heoruswealwe, букв. "меч-ласточка". Украшенный цепями и кольцами сокол принужден жить в неволе и в одиночестве.