Вот об этой, о древесовидной,[91]
я поведаю ныне
сам в особицу.
Я сызмала вырос,
меня.....
....., как должно,
в чужие отправили страны
.....
5 через валы соленые
.....
в лоне ладейном
..... не раз я рыскал,
где господин мой
.....
по водам, по волнам,
и вот явился
к тебе с корабельщиками
на этот берег,
10 вестник, тебе поведать
о привязанности сердечной
моего хозяина:
я же сказать осмелюсь,
что верность его
вечной достойна славы.
Верь! ибо сам просил он
вырезая по древесине знаки,
чтобы потайно
ты, кольцеукрашенная,[92]
15 про себя, в обители мысли,
вспоминала обеты прежние,
какими в дни минувшие
вы обменялись,
в годы, когда без горя
в городе престольном,
на месте этом
совместно, неразлучные,
жили вы, дружились.
С дружиной победной
20 распря его разлучила;
он же поручил мне ныне
сказать тебе, чтобы за море,
землю эту покинув,
плыла ты, тревожа воды,
едва услышишь под утесом
кукушки тоскующей
в кущах голос;[93]
и тогда ни единому
из людей не внимая,
25 нимало не медля,
в море выйди,
плыви по водам,
по вотчине чаек,[94]
в путь на полдень
ступай, отыщешь
там, долгожданная,
своего господина;
он же, муж, измолвил,
что в мире этом блага
30 большего ему не будет,
коль скоро бог всемогущий
вам дозволит
пребывать, как прежде,
вместе неразлучно,
с лучшими разделяя,
с друзьями золото,
казну с дружиной,
кольца чеканные;
сыскал он в избытке
35 злата червленного
……
…средь чужестранцев
обрел владенья
в странах прекрасных
……
……
многих воинов;
а здесь мой владыка,
нуждой гонимый
40 ……
к ладье он бросился,
по волнам вод
уплывал в одиночестве,
на тропе корабельной
бедствуя, плыл в изгнанье,
рассекая морские потоки.
А теперь отыскал он счастье,
муж, превозмог невзгоды,
ему же были в радость
45 эти кони и кольца,
и ликующие застолья,
золото и эти земли,
и казенные сокровища,
дочь государева,
когда бы снова
с тобой по обету старому
он был бы рядом.
Теперь я слагаю:
ПУТЬ и СОЛНЦЕ
50 МУЖ и ЗЕМЬ и БЛАГО –
изложено в рунах,
что былые клятвы,
залоги верности
хранит он нелживо,
покуда жив, обеты,
какими в дни минувшие
вы обменялись.[95]
Эту горькую
слагая песню[97]
о бедной судьбине,
о себе поведаю,
сколькие были
скорби смолоду,
невзгоды всегодние,
а сегодня хуже:
5 не видать предела
моим страданьям.
Как меня хранитель
и родню свою кинул,
муж, уплывши по хлябям,
плакала я на рассвете:[98]
где же ты, господин мой,
один скитаешься, –
собиралась в дорогу
за супругом, как должно,[99]
10 я, обиженная судьбою,
нелюбимая, злосчастливая,
но мужнино семейство
замыслило худо,
втайне захотело
развести нас навеки,
чтобы друг от друга
врозь мы жили
долго в юдоли этой, –
все бедой мне обернулось:
15 приказал мне хозяин
жить на землях его наследных,
дал надел мне чуждый,
где без людей надежных,
от слуг любимых далеко
изболелась я душою,[100]
и супруга законного
вдруг постигла,
как суров его жребий,
скрытны мысли,
20 как он духом страдает,
думая об отмщенье,
а беззаботен будто;
не забыть мне прежнего:
как часто мы ручались,
что разлучит нас только
гибель-могила,
да по-другому стало
ныне…
нашей супружеской
25 любви как не бывало,
претерпеваю повсюду
гнев и ненависть,
и гонения из-за любимого;[101]
вот здесь, под дубом,
мой дом-землянка, –
в земляной темнице,
в лесной трущобе
я живу поневоле,
вовсе истосковалась;
30 тут утесы темные,
тесные долы,
стены острожные,
терниями заросшие,
сторона унылая, –
изныла я сердцем
в разлуке с другом;
супруги, живущие
на земле в согласье,
ложе делят,
35 мне же здесь, под дубом,
бродить одинокой,
зори встречая
в подземной келье,
сидеть мне долгими
днями летними,[102]
о судьбе моей о бедной
скорбя и плача,
о лишениях жизни,
ибо душе вовеки
40 в печали, в злосчастье
облегчения не будет, –
такой тоскою
моя жизнь окованна;
и мужу смолоду
не можно быть беспечным, –
сердцем невеселый,
хоть по всем приметам
тих и безмятежен,
он терпит муку,
45 тоску такую же, –[103]
пускай овладел он
всеми блаженствами жизни
или бежал в далекую,
изгнанник, в страну чужую; –
одинокий друг мой,
он сидит под диким
льдистым утесом,
милый, изнемог он,
морем окруженный
50 в обители бедствий,
в неизбывной печали
духом он исстрадался,
дом вспоминая счастливый,
другие годы.
Горе тому, кто роком
обречен на мученье
в разлученье с любимыми.
вернуться
Начало этого необычного стихотворения, как уже было сказано, неотграничимо от Загадок; понимание последних строк осложняется включенными в текст руническими знаками; некоторые места в рукописи безнадежно испорчены (прожжены?) и не поддаются прочтению. Поэтому, в частности, так и остается неясным, кому принадлежит весь монолог. И все же "Послание мужа" представляет гораздо меньше проблем для интерпретации, чем остальные элегии, к которым причисляют это стихотворение. За монологом-сообщением здесь без труда улавливается незатейливая сюжетная схема – повесть об изгнании знатного "мужа", вновь обретшего богатство и благополучие на чужой стороне и призывающего к себе супругу, без которой остается неполным его счастье. Не только эта надежда на счастливую встречу, окрашивающая все стихотворение в спокойные и светлые тона, но и простота его композиции, большая роль в нем повествования – все это ставит "Послание мужа" особняком среди элегий. О меньшей выраженности в нем лирического начала очевидно свидетельствует и то обстоятельство, что весь монолог влагается здесь в уста не героев элегии, а некоего третьего лица – посредника между разлученными супругами. Перевод опирается на издание Лесли: Leslie R. F. Three Old English elegies. Manchester Univ. Press, 1961.
вернуться
Вот об этой, о древесовидной… – Несомненно имеется в виду руническая палочка, или кусочек дерева, на котором начертано послание. Неоднократно высказывалось мнение, что руническая палочка и "говорит" все нижеследующие слова. Слова "я сызмала вырос" (ст. 2), оборванные лакуной в тексте, перекликаются в таком случае с текстом загадки "Тростник" и, еще более явно, с рассказом Креста в "Видении Креста" (см. особенно ст. 28-29). Но некоторые строки (напр., 6, 13) все же скорее указывают на то, что рассказчик здесь – это человек, доставивший "через валы соленые" послание жене своего господина.
вернуться
…кольцеукрашенная… – Этот эпитет указывает в древнеанглийской поэзии на знатное происхождение героини и подготавливает, таким образом, к обращению "дочь государева" в ст. 47.
вернуться
…кукушки тоскующей в кущах голос… – Кукушка предвещает лето, когда море освобождается тот льда и плаванье по нему становится более безопасным; но ее "тоскующий голос" вселяет в то же время тревогу в сердце. Ср. аналогичное место в ст. 53 "Морестранника".
вернуться
Теперь я слагаю… вы обменялись. – В заключительные строки элегии включены пять рунических знаков, со звуковым значением S, R, EA, W, M (или D?). Руническое письмо, унаследованное англосаксами от общегерманской традиции (в древнеанглийском варианте рунического ряда было до 33 знаков), было довольно широко распространено в VII-VIII вв., о чем свидетельствуют такие его памятники, как ларец Фрэнкса (см. о нем прим. к "Деору") и Рутуэльский крест (см. прим. к "Видению Креста"). Но руны изначально употреблялись не только как буквы, но и как тайные знаки, или идеограммы предметов и понятий, соответствовавших их имени. Так, руна "S" служила, по своему имени sigel ("солнце"), обозначением солнца, руна "R" обозначает дорогу (др. англ. rād), руна "EA" – океан (eār) или землю (eorðe), "W" радость (др. англ. wyn), "M" – мужа. Не может быть установлено, следует ли читать руны в "Послании мужа" как буквы или отдельные слова (ссылаясь на пунктуацию текста, Добби отдает предпочтение второй точке зрения). В первом случае они могли бы быть, например, начальными буквами личных имен (свидетелей супружеских обетов?). Читая же руны как слова, некоторые исследователи полагают, что из них и составляется текст того послания, которое должна была расшифровать "жена". Элиотт, например, предлагает такую расшифровку: "Плыви путем на солнце через океан и обретешь радость, соединившись с мужем" (Elliott R. W. V. The Runes in "the Husband's Message". – Journal of English and Germanic Philology, vol. 59, N. 2, 1955). Точка зрения Лесли состоит в том, что "небо" и "земля", зашифрованные рунами, призываются здесь в подтверждение обетов, которыми обменялись супруги.
вернуться
Неоднократно делались попытки отождествить героев этой и предыдущей элегий и представить обе элегии как дополняющие друг друга части какого-то сказания. Но сходство изображенной в них ситуации едва ли свидетельствует о большем, чем о традиционности элегических мотивов. Тон обеих элегий совершенно различен: в "Плаче жены" ситуация изображена как трагическая, не оставляющая для героев надежды на счастливый исход. Здесь всецело господствует чувство скорби, и воспоминания героини о прошлой ее жизни с мужем, отрывочные и невнятные, постоянно перебиваются ее сетованиями на горькую участь в настоящем. Это доставило немало трудностей исследователям элегии, задавшимся целью непротиворечиво истолковать отношения между ее персонажами и восстановить ее фабульную основу. Каждая строка подавала здесь повод для разногласий; обсуждалось самое число участников "драмы"; время от времени возобновляются и попытки доказать, что автор лирического монолога – мужчина (впервые у Шюкинга; в недавнее время та же мысль показалась привлекательной Бамбасу: Bambas R. C. Another view of the Old English "Wife's lament". – Journal English and Germanic philology, vol. 62, 1963, p. 303-309. Публикуемый перевод опирается в основном на издание Лесли (см. выше), и различные толкования элегии отмечаются лишь в тех случаях, когда они требуют разного прочтения текста).
вернуться
Эту горькую слагая песню… – Сходным образом начинается и "Морестранник". В оригинале употреблено др. англ. Giedd – слово, которое могло обозначать любое стихотворное произведение небольшого объема, в том числе и песню; с народной песней эту элегию роднят многие стилистические черты (см. по этому поводу Malone K. Two English Frauenlieder. – Comparative literature, vol. 14, N. 1, p. 107-117).
вернуться
плакала я на рассвете… – Этот традиционный песенный образ дополнительно осложнен в древнеанглийской поэзии, где предутренняя пора обычно ассоциируется с холодом, страхом и одиночеством. В эти часы являлись в Хеорот Грендель и его мать ("Беовульф"), на рассвете начинались обычно битвы ("Битва в Финнсбурге"). Среди поэтизмов встречаются сложные слова, буквально переводимые как "утренне-холодный", "утренне-больной", "утренний ужас", "утренний крик", "рассветная беда".
вернуться
…собиралась в дорогу за супругом, как должно… – Было замечено (Лесли), что во фрагментах "Плача", повествующих о прошлом, муж героини неизменно обозначается более формально ("супруг", "господин", "хозяин"), часто терминами, подчеркивающими его главенство в супружеских отношениях. Напротив, в строках о разлуке и страданиях героев, особенно эмоционально насыщенных, часто встречаются такие слова, как "любимый" или "друг". Можно думать, что это распределение синонимов преследовало не только стилистические цели. Как и во всех элегиях, источником трагизма в "Плече жены" является разрушение связей героя с обществом. Не последовав, "как должно", за супругом, героиня не только обрекла себя на разлуку и физические лишения, но, помимо своей воли, разорвала супружеские узы.
вернуться
…приказал мне хозяин… изболелась я душой… – Перевод учитывает конъектуру Лесли. Смысл этих строк, видимо, состоит в том, что замужество оторвало героиню от родного дома и принудило ее жить среди чужих и, судя по всему, враждебных к ней людей.
вернуться
…и супруга законного… и гонения из-за любимого… – Эти строки несколько прояснены в переводе. Чаще всего в них видят намек на то, что муж (вняв наветам своих родичей?) замыслил недоброе против героини, может быть, стал прямым виновником ее заточения в подземную темницу. Но Лесли справедливо отмечает, что слова оригинала mor? ("убийство"), ст. 20, f?h?u ("распря"), ст. 26, употреблялись в древнеанглийских памятниках только в не допускающем инотолкований терминологическом значении. Речь, стало быть, идет о какой-то (внутрисемейной?) распре, которая ведет к изгнанию "мужа" и за которую безвинно платится героиня элегии.
вернуться
…сидеть мне долгими днями летними… – Обычно в древнеанглийской поэзии страдания ассоциируются с зимою и холодами (ср. "Деор", "Морестранник", "Скиталец"). Здесь же "долгие летние дни" скорее подразумевают не конкретное время года, а лишь длительность страданий. Ср. выражение "краткий зимний час" в значении "самое малое время" в ст. 136 "Грехопадения". В "Беовульфе" (ст. 2894) встречается даже выражение "(сидели) долгий утренний день (погруженные в печаль)", представляющее на первый взгляд оксюморон; здесь очевидно сливаются представления об утренней тоске и о страданиях, долгих, как летний день в северных широтах.
вернуться
…и мужу смолоду… тоску такую же… – Неясно, к кому относятся эти слова. Некоторые исследователи даже вчитывали в них угрозу некоему третьему лицу, "Яго" предполагаемой семейной драмы. Но всерьез могут приниматься, по-видимому, лишь два толкования: 1) слова обращены к "мужу" и непосредственно связаны с последующими строками, в которых воображение героини рисует его "под диким льдистым утесом", "в неизбывной печали"; 2) слова представляют собой типичное для элегий нравоучение (ср. особенно "Скиталец", ст. 112 след.), которому, заметим, во всем соответствует поведение героя, описанное в ст. 20-21 ("как он духом страдает, обдумывая убийство, а кажется беззаботным").