Разумеется, данный подход, мягко говоря, является ненормальным, ибо нарушает сам принцип приближённой схемы, лежащей в её основе. Как следствие, «теория перенормировок порочна, поскольку она вопиющим образом нарушает этот принцип, оперируя с бесконечными величинами, которые затем отбрасываются»34.
Всё гениальное просто! Оказывается, коэффициенты были определены не те, вот в теории и возникли расходимости.
Уберём коэффициенты – и всё наладится. А на тот факт, что изначальные значения данных коэффициентов были взяты вовсе не с потолка, стоит ли обращать внимание и портить желудок.
Главное, что схема работает, во всяком случае, пока. А больше ничего и не требуется, ибо учёных сионистской ориентации интересует не истина, а научная работа.
Правда, потом выясняется, что все такие подходы не могут объяснить самого главного. Взять бы, например, теорию происхождения Мироздания современной науки.
На данный момент существует две таких теории. Одна из них известна как «теория Большого Взрыва» из некоторой точки, а вторая является «синергетикой», описывающей возникновение порядка из хаоса.
Обе данные теории ортодоксальной науки, разумеется, порочны. Начнём описание их изъянов с синергетики.
В ней, по мнению автора, достаточно много математики, но нет никакой разумной физической интерпретации вытекающих из применения такого математического аппарата выводов. Впрочем, вывод о том, что цепь случайностей является закономерностью верен, но он, что наиболее пикантно, и подкашивает сионистов.
Ведь, став на такую точку зрения, трудно понять, как это используемый автором набор букв и прочих символов, невзирая ни на какие превратности судьбы, стал именно настоящей книгой, а не каким-то хаосом. Ведь вероятность возникновения такого события ничтожно мала, если не сказать больше.
Другое дело, если признать, что настоящая книга, как такое и было на самом деле, писалась в серии итераций, приближающихся постепенно к своему окончательному варианту. Но для такого утверждения следует встать на позицию древнеарийской философии, чего сионисты, конечно же, делать не собираются.
С теорией Большого взрыва сложностей, надо сказать, ещё больше. Прежде всего, если подходить к анализу данного сионистского подхода по существу, то вовсе непонятно, что же всё-таки взорвалось.
Какой же это Геракл сжал всё в одну точку до того, как всё взорвавшееся взорвалось, и почему подобное у него получилось? Да и по какой причине оно взорвалось, а до того момента не взрывалось, также хотелось бы знать.
Разумеется, можно, заявить, что Большие взрывы, после полной эволюции последствий которых, всё опять сжимается в ту же самую точку, с которой оно и начинало развиваться, чередуются друг за другом. Но проблема обоснования сионистской теории и в таком случае также не решается, а просто переходит в другую плоскость.
Дело в том, что здесь без ответа остаётся прежний вопрос о природе возникновения данных колебаний. К тому же, определённый интерес представляет и информация о том, что же было до них.
Надо сказать, что сионисты, обычно не мудрствуя лукаво, заявляют, что до взрыва ничего не было, и именно такое ничто и взорвалось. Но, действуя так, они вовсе не объясняют, пусть даже без деталей и подробностей, откуда же у такого небытия взялось столько энергии для создания всего видимого вокруг нас разнообразия, да и невидимого тоже.
В результате, под тяжестью всех таких проблем представители современной науки были вынуждены признать, что «современная квантовая механика развивается совсем не так, как можно было бы ожидать от логически замкнутой теории»35. Они согласились с тем, что «полная внутренних противоречий в релятивисткой области, она не даёт никакой надежды на близкую аксиоматизацию и вместе с тем на исчезновение парадоксов»36.
Впрочем, поначалу их утешало то, что данные парадоксы «она, однако, умеет обходить, когда надо сосчитать реальные эффекты»37. Но и тут нельзя было вздохнуть свободно и полной грудью, ибо «так, сравнительно благополучно, дело обстоит до тех пор, пока мы интересуемся эффектами электродинамическими»38.