Дело в том, что «многие закономерности и эмпирические правила, накопленные экспериментаторами (не без активной помощи теоретиков), не укладываются в какую либо единую схему»39. Но и когда нечто похожее на подобную схему оказывается найденным, то ситуация, к великому огорчению сионистов, не улучшается, а ухудшается.
Именно так обстоят дела в любом варианте последней надежды сионизма свести концы с концами. Самой известной из таких попыток является теория суперструн.
В своё время «теория суперструн возникла как наиболее многообещающий кандидат на роль квантовой теории всех известных взаимодействий»40. Правда, случилось такое чудо далеко не вдруг, и роды были настолько трудные, что многие думали, что младенец будет мёртворождённым41.
Однако, успехи медицины спасли положения. И современная наука была вознаграждена тем обстоятельством, что «теория суперструн вводит в теоретическую физику совершенно новую физическую картину мира и новую математику, изумившую даже математиков»42.
Иначе говоря, не только постоянно дерзающие физики, но и даже обычно чопорные «математики были поражены той математикой, которая выросла из теории суперструн и соединила воедино самые несхожие между собой, далеко отстоящие друг от друга области математики»43. И на первый взгляд казалось, что она объяснит всё.
Однако, плевелы завелись даже в таком неприступном бастионе. И потому «есть некоторая ирония в том, что, хотя теория суперструн предназначалась для того, чтобы дать единую полевую теорию всего сущего, сама эта теория часто выглядит как беспорядочная куча легенд, произвольных рецептов и интуитивных представлений»44.
В результате, последний писк сионизма обернулся «удручающим набором легенд и исторических анекдотов, взятых с потолка рецептов и интуитивных допущений»45. Правда, с тех пор удалось достичь определённых внешних косметических успехов, но они, не изменяя ничего принципиально, скрывают от непосвящённых тот факт, что «величайший парадокс теории суперструн, однако, состоит в том, что сама она не является единой»46.
Разумеется, при таком стечении обстоятельств о едином сионистском описании окружающего мира не может идти речи, и потому нередко«кажется, что нет никакого смысла во многих допущениях модели»47. Конечно же, «для теории, претендующей на воплощение единого подхода к описанию всех законов физики, то, что сама она выглядит столь разобщённой, кажется издевательской насмешкой судьбы!»48.
И здесь впору согласиться с Нильсом Бором, что «все мы согласны, что ваша теория безумна»49. И, добавить, что «мы расходимся лишь в одном: достаточна ли она безумна?»50.
Издержки существования сионизма. Слов нет, если бы не засилье сионизма, то и не стоило бы тратить время на изучение его всевозможных безумных теорий. Было бы куда лучше передать данные теории вместе с их создателями психиатрам для выяснения степени безумия их создателей, поставки диагноза и назначения лечения.
Однако, происходит совсем иначе, и ситуация усугубляется тем, что обходятся увлечения сионизма вовсе недешёво. И, хотя точно оценить подобные издержки на данный момент невозможно, представлять, сколь они велики, вовсе не мешает.
Дело в том, что для проверки некоторых своих теорий, например, той же теории суперструн, сионисты предлагаются методы, выходящие за все грани разумного. Их реализация на практике приведёт не к установлению «мудрого и вечного», а к очередной гуманитарной катастрофе, в том числе и планетарного характера.
Состояние аппетитов представителей ортодоксальной науки на начало 80-ых г.г. XX в. было таково, что они желали построить линейный ускоритель длиной 300 (триста) километров. Считалось, что он позволит осуществить голубую мечту многих представителей ортодоксальной физики о разгоне элементарных частиц до чудовищных уровней энергии.
Оправдывалось подобная гигантомания необходимостью узнать тип алгебры, лежащий в основе Мироздания. С точки зрения древнеарийской философии, конечно же, такие пожелания являются верхом абсурда, поскольку ответ известен заранее, и он представляет собой алгебру тензооктанионов.
Однако, доступ к данному знанию глобальная синагога охраняет как зеницу ока. Поэтому, при помощи такой дорогостоящей игрушки ортодоксальная наука будет искать ответ на вопрос не там, где она его потеряла, а там, где светло.