Карстен описал и ритуальные игры индейцев Анд. В одну из них играют на поминках, чтобы узнать об отношении покойника к оставшимся в живых. Невезение тут считается большим несчастьем, а удача позволяет надеяться, что дух умершего будет заботиться о своих родственниках и потомках.
Очень возможно, что на мочикских изображениях божества тоже играют на поминках какого-то мифологического персонажа, либо совершают обряд, способствующий плодородию полей.
Но проблема этим не исчерпывается. Жрецы и боги употребляли разноцветные фасолины для ритуальной игры. Но кто сказал, что те же фасолины не могли в других обстоятельствах служить знаками письменности?
В защиту старой гипотезы Ларко Ойле (сам он умер в 1966 г.) ныне высказывается его соотечественница Виктория де ла Хара. Оставив в стороне мочикские росписи, она обратилась к изображениям бобов из хорошо знакомого нам могильника Некрополис на полуострове Паракас. Там на тканях вышиты разноцветными нитями длинные ряды фасолин, имеющих до 240 вариантов раскраски. Подобные ряды и в самом дело похожи на закодированное сообщение. Не исключено в таком случае, что и у мочика на не сохранившихся погребальных мантиях изображались ряды знаков. В более сыром грунте северного побережья встречаются лишь полуистлевшие обрывки тканей. И что же — на одном из них действительно оказалась вышита группа из 12 разноцветных фасолин!
Острота дискуссии по поводу наличия у мочика письменности легко объяснима. Если бы удалось доказать существование здесь какой-то системы кодирования сообщений, древняя цивилизация перуанского побережья заняла свое место в ряду других, из которого она пока выпадает. В Мексике, Китае, на Ближнем Востоке везде в храмовых и царских хозяйствах велись записи о поступавших и израсходованных продуктах, о числе работников, количестве собранной дани и пр. Без подобного учета ведение крупного хозяйства просто непредставимо. Инки выходили из положения, используя кипу. Вполне возможно, что древним жителям побережья Перу служили разноцветные фасолины.
Но одно дело — передача числовой информации и совсем другое — настоящая письменность. Кипу, например, мог толковать лишь посвященный, знавший и правила расположения узелков, общее содержание сообщения. Историческую хронику или сюжет мифа с помощью кипу записать невозможно. С кипу можно сравнить орнамент, который до сих пор наносят на различные предметы некоторые индейцы Амазонии. Все жители селения примерно представляют круг значения его отдельных элементов (символизирующих, скажем, определенные категории духов), но ни одно «прочтение» не будет вполне совпадать с другими.
Спору о том, что собой представляют знаки на фасолинах, не видно конца. Похоже, что нет решающих фактов в пользу того или иного мнения. Но может быть, стоит на время отвлечься от перуанских материалов и обратиться к другим цивилизациям? Не встретим ли мы там нечто подобное раскрашенным фасолинам, что поможет понять их значение в Андах? Отправимся поэтому на Ближний Восток.
Многие десятилетия археологи, работавшие в Ираке, Иране, Сирии, Израиле, Турции, находили в слоях с VIII по III тыс. до н. э. глиняные фишки. Они имеют вид шариков, конусов, дисков и прочих геометрических фигур и усеяны нарезками. Особого значения этим находкам долго не придавалось. Но вот недавно французская исследовательница Д. Шманд-Бессера, основываясь на некоторых выводах своих предшественников, собрала и систематизировала данные о фишках, придя к поразительным заключениям.
Оказалось, что фишки определенной формы соответствуют главным категориям предметов, учет которых вели хозяева и торговцы (скот, металл и т. п.). Из века в век развивались хозяйственные связи, усложнялась и совершенствовалась знаковая система Фишки стали хранить в запечатанных глиняных конвертах, делая оттиски с них и на поверхности конверта. 3aтем кто-то догадался, что сами фишки излишни, достаточно оттисков. Так появилась древнейшая письменность.
Легко заметить сходство между ближневосточными фишками и перуанскими фасолинами. В обоих случаях знаками служат отдельные мелкие предметы, каждый из которых отличается сочетанием определенной расцветки (формы) с одним из мелких графических элементов. Ну а уж сумочки для фасолин и глиняные конверты просто напрашиваются на сравнение.
Но вот вопрос: как получилось, что на Ближнем Востоке в конце концов возникла настоящая письменность, а в Андах, в сходных исторических условиях ничего подобного не произошло? А может быть, условия были не совсем сходные? Так ли это, мы обсудим позднее, а сейчас расскажем о сенсационном открытии в горах Северного Перу, имеющем отношение к той же проблеме.
Страшный зверь рекуай
В 1969 г. Теренс Гридер, молодой археолог из Техасского университет, приехал в Перу, чтобы обследовать руины Пашаш в долине реки Таблачаки. Это крупнейший приток реки Санты, впадающий в нее там, где она резко поворачивает к западу, неся воды к морю. По некоторым сведениям именно из Пашаша происходили каменные изображения человеческих голов в натуральную величину с выступом на затылке для крепления в стене. Мы уже видели такие головы в стенах полуподэемного храма в Тиауанако и в Чавине-де-Уантар. Гридер надеялся найти связующую нить между чавином и более поздними культурами севера Перу.
Одна из них называется рекуай. Ее памятники встречаются по всему бассейну Санты. Создатели этой культуры были соседями и современниками мочика. Где только могли — на сосудах, на стенах храмов — люди рекуай рисовали зверя с когтистыми лапами, зубастой пастью, круглым глазом и длинным гребнем над головой. Ни на одно из существующих животных он не похож. Археологи поэтому так его и прозвали — зверь рекуай. В долине Таблачаки неоднократно находили его изображения.
Пашаш — огромный памятник. Здесь и там среди зелени холмов выступают остатки древней кладки. Некоторые каменные стены сохранились на высоту 10–12 м. В этих условиях маленький, всего лишь из нескольких рабочих отряд Гридера имел мало шансов на успех. Средств для того, чтобы раскопать какое-нибудь крупное сооружение, было явно недостаточно. Археолог надеялся главным образом вскрыть на небольшой площади разновременные слои, чтобы сравнить происходящие из них черепки глиняных сосудов. Ведь до него в этом районе никто научных раскопок не вел.
Удача, как это обычно бывает, пришла неожиданно. Во время второго полевого сезона, в 1971 г., на восточной террасе самого большого в Пашаше сооружения Ла Капилья были очищены от земли стены двух маленьких смежных комнат. Правильность планировки, выделенность постройки среди других развалин сразу обратили на себя внимание. В 1973 г. раскопки были продолжены и завершились крупным открытием: было раскопано самое богатое из научно исследованных древнеперуанское захоронение.
В самой могиле и в кладах выше нее и неподалеку были найдены десятки керамических сосудов, каждый из которых украсил бы экспозицию любого музея. С ними вместе лежали вещи из полудрагоценного красного камня, литые булавки с фигурными навершиями, обернутые золотой фольгой, сосуды из необожженной глины. Все это было положено в землю при строительстве заупокойного храма. Судя по набору предметов, захоронена была знатная женщина. Радиоуглеродный анализ показал, что это произошло в середине I тыс. н. э.