Могилы одного типа из числа раскопанных на полуострове получили название «кавернас» — пещеры. Их вырыли в середине I тыс. до н. э. Покойники в них были захоронены в глубоких подземных камерах с узким выходом на поверхность. В каждой из пещер находилось до 30 погребенных, завернутых в ткани с несложным орнаментом. Были и могилы попроще, с меньшим количеством погребенных. Многие черепа носили следы совершенной еще при жизни трепанации. Нет никакого сомнения в том, что индейские врачи оперировали не из медицинских соображений, а преследуя ритуально-магические цели. Кусочек черепа живого человека мог считаться обладающим особой колдовской силой, Альберт Швейцер писал о подобных представлениях у негров Габона — вполне возможно, что они были распространены и среди индейцев Америки.
Уже после смерти Тельо культура типа кавернас была изучена в долине Ика, лежащей к югу от засушливого полуострова. Она получила наименование «паракас». Для нее характерны не только ткани, но и сосуды с нанесенной после обжига многоцветной росписью, причем края каждого цветового поля обведены прорезной линией.
Второй раскопанный Тельо на полуострове Паракас могильник был назван Некрополис и ныне ориентировочно датируется III–IV вв. до н. э. Мертвые находились в подземных камерах. На земле над камерой был дворик с очагом, где, возможно, совершалась мумификация тел перед захоронением. Вместе с покойными найдены почти неорнаментированные сосуды и роскошные ткани. Площадь полотнищ, потраченных на одевание и запеленывание некоторых мумий, достигает 300 кв. м. По некоторым техническим показателям эти ткани не имеют равных в мире, и можно лишь удивляться, как удавалось достигать такого совершенства на примитивных станках. Материалы из Некрополиса служат связующим звеном между культурой паракас и более поздней южнобережной культурой наска, о которой пойдет речь в следующей главе.
Здесь же нас будет интересовать только культура паракас — кавернас.
В самом начале развития культура паракас всецело находилась под влиянием цивилизации чавин с той разницей, что здесь, на южном побережье, жили проще и не строили монументальных храмов. Позднее местное население привносит свои традиции, изображения отходят от древнего канона, но тем не менее ясно, что предметом их остается все то же мифологическое существо, которое почиталось в Чавине-де-Уантар, — клыкастое божество с жезлами. И вот внезапно, примерно в VI в. до н. э., появляется новый сюжет — круглая голова с большими круглыми глазами и улыбающимся ртом (рис. 5). От головы отходят отростки, сбоку к ней приставлено неуклюжее тело то ли человека, то ли зверя. Немного позже существо превращается в сравнительно реалистическую антропоморфную фигуру с золотыми масками на лице.
Развитие новых образцов в искусстве происходит одновременно с изменениями в обществе. В ту эпоху на южном побережье впервые появляются крупные поселения площадью до квадратного километра, идущие на смену мелким поселкам земледельцев и рыбаков. В последних веках до нашей эры на этой основе складывается цивилизация наска.
Каков же источник новшеств в паракас? Откуда взялось большеглазое божество? Американский ученый А. Сойер пришел к выводу, что прототипом для него послужила обезьяна из рода капуцинов. Такие обезьяны не живут на побережье, они — обитатели тропического леса. Значит, новые элементы в паракас пришли откуда-то с востока. Древние культуры тропического леса и восточных склонов Кордильер пока изучены чрезвычайно плохо. Однако изобразительные аналогии с паракас действительно недавно обнаружены на юго-востоке — среди некоторых каменных изваяний ранних этапов культуры пукара.
Возможно, что неподготовленный читатель уже с трудом успевает следить за нашим рассказом. Культур и народов, с которыми мы хотим его познакомить, становится все больше, даже их названия нелегко удержать в памяти. В действительности картина исторического развития была еще сложнее, чем представляется археологам сейчас. Но если выделять в ней главное, то суть событий заключалась, видимо, в следующем.
В глубокой древности в Андах сформировались два главных культурных центра: один — на севере Перу, другой — в бассейне озера Титикака. Первоначально ведущее положение занимал северный центр. С течением веков все возрастало значение южного. Повествуя о событиях второй половины I тыс. до н. э., мы как раз описываем тот период, когда влияние племен района Титикаки впервые стало ощутимым за пределами Боливийского плоскогорья.
Итак, вернемся к древним культурам этого района.
Художественные стили, характерные для ранних этапов культуры пукара, получили наименование асируни и яя-мама (или пахано). Они выделены в 70-х годах по изображениям на камне, но считается вероятным, что один из типов керамики, найденный на городище Тиауанако, с ними связан. Он получил наименование каласасайя по названию упоминавшейся постройки. Возможно, что асируни и яя-мама правильнее считать не ранними этапами или вариантами пукары, а самостоятельными культурами второй половины I тыс. до н. э. Так или иначе все три художественных стиля между собой, несомненно, родственны.
У стиля яя-мама есть много общих мотивов с изображениями конца культуры паракас и начала культуры наска. Прежде всего это личины с отростками, т. е. изображения круглоглазого божества, во-вторых, маски. Более ранние маски полностью воспроизводят лицо этого мифологического персонажа. Они украшены волнистыми линиями, струящимися ниже глаз. Не тот же ли это символ, что и «слезы» у божества тиауанако? Более поздние маски закрывают не все лицо, а только подбородок и частично щеки. Положенные на голову покойного, они тоже уподобляют его божеству, так как само божество начинает изображаться с такой же закрывающей низ лица маской.
Наиболее вероятно, что и «борода» у идола из полуподземного храма в Тиауанако — это тоже изображение золотой маски. После выделения стиля яя-мама, хронологически и сюжетно близкого искусству индейцев южного побережья последних веков до нашей эры, стало ясно, что и знаменитая статуя — один из его типичных образцов. Не случайно она так разительно отличается от стелы Беннатта: два памятника созданы с промежутком почти в тысячу лет.
Но как оказался Бородатый идол в полуподземном храме — был ли он где-то найден в VII в. тиауанакцами и принесен как древняя реликвия? Скорее всего, нет. И этот храм, и Каласасайя тоже построены более 2 тыс. лет назад. Только в этом случае становится понятно, почему стены храма были украшены каменными головами. В то время еще сохранялись какие-то традиции культуры чавин, тогда как в пору расцвета Тиауанако во второй половине I тыс. н. э. столь явное копирование древних образцов уже вряд ли было возможно.
Итак, основная последовательность культурных взаимосвязей была такова: чавин — паракас — пукара — тиауанако. По этой цепочка идеи и образы распространялись с северо-запада на юго-восток. Одновременно выявляется и движение в противоположном направлении: яя-мама — паракас. Возникает, однако, такая проблема. Оказывается, что в прибрежной культуре паракас отсутствуют некоторые особенности, которые характерны как для чавина, так и для поздних культур бассейна Титикаки. К их числу, например, относятся изображения грифонов. Как это могло получиться, если именно паракас служила главным передаточным звеном?
Дело в том, что культура паракас известна в нескольких вариантах. Некоторые из них встречены не на побережье, а в горных долинах Центрального и Южного Перу. Нельзя ли предположить, что именно через эти горные варианты влияние чавина достигло бассейна Титикаки? Памятники паракас в горах раскопаны, но в результате этих работ не удавалось обнаружить хороших образцов культового искусства. И вот оказалось, что подобные образцы давно найдены, только их не могли правильно рассмотреть.