Виссарион постоянно носил с собою малого формата Евангелие, но он продал его, чтобы помочь нищим, в уверенности, что он исполняет этим заповедь самого Евангелия[565]. Серапион Синдонит и себя самого продал за 20 солидов для спасения ближних[566]. Инок Мегефий ничего не имел, кроме шила, которым раскалывал ветви[567].
Как необходимость иметь некоторую собственность не препятствовала отшельникам сохранять совершенной нестяжательности, хорошо объясняет это рассказ о преподобном Геласие. Проведя всю жизнь в нищете, в старости Геласий устроил киновию, которая снабжена была полями, рабочим скотом, волами. Один старец сказал Геласию: «Боюсь, чтобы ум твой не прилепился к полям и прочему имуществу общежития». Геласий отвечал: «Скорее ум твой прилепится к шилу, которым ты работаешь, нежели ум Геласия к стяжаниям»[568].
Иноки старались ограничивать свои потребности, а потому и рукоделья выбирали самые простые. Кассиан говорит: «Монахи отыскивали такие занятия, чтобы можно было ночью заниматься ими в темноте»[569]. Но у них были лампады глиняные или медные, которые ставились на подсвечниках[570], в них вливалось льняное масло[571]. Из финиковых ветвей обыкновенно плели корзины, веревки, решета[572]. Финиковые молодые ветви иногда резали сами, иногда покупали на целый год, давая задаток вперед[573]. Ушки или рукоятки к корзинам, кажется, приделывали уже готовые[574]. Ветви для работы обыкновенно размачивались в воде. Работали, сидя на седалище[575]. Обделывали также лен, плели невода, делали полотно[576], иные делали свечи[577], иные занимались гончарною работою[578]. Были писцы, которые писали книги[579].
Во время жатвы почти все иноки нанимались у земледельцев жать хлеб и обыкновенно хлебом получали и плату[580]. У Серапиона Арсинойского каждый монах жатвою зарабатывал по 12 артибов хлеба, что равнялось сорока модиям[581]. Плетением корзин зарабатывали в день от 16 нумий до двух кератий[582]. Иные старцы имели огороды, где разводили овощи, садили деревья[583].
Свое рукоделье старцы носили иногда сами продавать. Это делали Сисой, Макарий и другие великие подвижники. Обыкновенно однажды они назначали цену вещи[584].
Иногда за работою заходили известные братия или сторожа и погонщики верблюдов, которые, получая работу, доставляли старцам хлеб[585]. Все, сделанное в течение года, большею частию продавали в один раз[586].
Имевшие другие средства для пропитания, кроме работы, все‑таки работали, чтобы не быть в праздности, и потом расплетали или просто сжигали свою работу[587]. Даже во время путешествия, если приходится плыть на лодке по Нилу, старец садился плести свою веревку, из которой потом сплетались корзины[588]. Главною целию труда была не выгода от него, но избежание праздности, а потому старцы не соглашались продавать свою работу тому, кому не было в ней нужды. У Пимена однажды недостало нитей для свечей, которые он делал.
581
Hist. Lavs. P. 76. Из артиба выпекалось тридцать больших хлебов (Франц. Corpus inscript. graecarum III. 393).
582
Дост. сказ. С. 134; Apophtegm. Patrum Cotell. mon. Gr. Eccl. Т. I. P. 638. Кератий равняется половине милиарисия и 12–ти фоллисам или нумиям. В номасме или солиде было 24 кератии. Солид со времени Константина Великого до Валентиниана I равнялся нашим 3 руб. 50 коп., а с Валентиниана I — 3 руб. Потому в «Заметках поклонника Святой Горы» (с. 186) правильно милиарисий равняется 25 коп., но фоллис неправильно равняется 10 копейкам, тогда как он равен 1 коп. (См.: Pratum Spir. Moschi. P. 184). Нумия — римская медная монета в третью часть квадранта (Zonar ad Canon. 16 Synod. Trull. Слич.: Дюканж Gloss. Graec. под сими словами; Известия Императорского Археологического Общества. Τ. VII. 1871. С. 131, 132). Встречается показание о цене изделий иноков, но неясное: Pretium erat cribri quidem nummi centum, sportellae vero ducenta quinqvaginta (Rosw. L. VII. P. 667).