Внимательный читатель, возможно, уже отметил значительное сходство между халафской культурой конца VI — начала V тысячелетия (на основании Си даты для Арпачии ТТ8 —5288 г. до н. э. и для конца Амука В в Угарите — 5450 г. до н. э.) и неолитическими и раннехалколитическими культурами Анатолии{36}. Эти культуры прекратили существование в то время, когда халафская лишь начала развиваться, и приблизительно с начала V тысячелетия до н. э. центр технического и культурного развития переместился сначала на север, а затем, после падения халафской культуры, — на юг Месопотамии. Было бы соблазнительно рассматривать перемещение ближневосточного культурного центра к востоку не как случайность, а как результат упадка западных культур — Хаджилара и Западного Чатал Хююка. Без учета того факта, что выходцы с запада, скорее всего ремесленники, нашли себе новых покровителей на востоке, невозможно объяснить большое число «анатолизмов» в халафской культуре. Религия, культ быка, обработка металлов, ткачество, великолепная посуда, высокий уровень технического развития в целом не могут не напоминать подобные черты в описанных выше Чатал Хююке, Хаджиларе и Джан Хасане.
Предполагают, что конец халафской культуре положили пришельцы с юга Месопотамии. Расширение сети ирригации могло вызвать избыток носителей убейдской культуры, которые направились на поиски новых земель. Халафская культура была уничтожена или исчезла, по-видимому, около 4400–4300 гг. до н. э., но не без сопротивления, фиксируемого по крайней мере материальной культурой в отдельных местах.
Культура соседнего с западным регионом халафской культуры региона, от Алеппо до Антиохии, развивалась под сильным халафским влиянием, кое-где смешанным с самаррскими традициями. Импорт и местные имитации схем халафской керамики преобладают в культуре Амук Сив Рас Шамре, на побережье, где местные традиции пролощенных орнаментов исчезают. Однако этот район сохраняет местное своеобразие, и особенно ясно это заметно в следующей культуре Амука, переходной от халафской к убейдской. Появляется местная полихромная посуда, формы которой частично связаны с халафской, частично — с новой керамикой с красной облицовкой, которую мы встретим в дальнейшем на большой территории к югу вплоть до Палестины. Возможно, с распространением этой керамики связано появление нового населения, так как в тех местах, где она обнаруживается, обрываются местные традиции, обедняется архитектура и распространяется новый комплекс орудий, лучше всего известный в позднем неолите Библа и в Телль Гхасуле, в Иордании. Очень возможно, что здесь мы имеем дело с полукочевым населением: единственные постройки, связанные с этой культурой, — это непрочные жилища Библа или круглые землянки в Палестине (комплекс керамического Иерихона А — В, керамика Телль эш-Шуны, в долине Иордана, и керамика Вади Рабаха на побережье).
В Палестине эти северяне вытеснили ярмукскую культуру, в Библе — культуру среднего неолита, а на севере их связывают с распространением «позднехалафской» расписной керамики. Даже на юге некоторые комплексы расписной керамики, такие, как Гхрубба (и Иерихон IX или керамический неолит А?), несут следы сирийского происхождения. В Библе нет расписной керамики.
Характерными для всех этих культурных вариантов является новая каменная индустрия и красная керамика — кувшины с петлевидными ручками или ушками, основаниями с отпечатками плетенки, наклонными или изогнутыми в виде лука венчиками, а также ребристые или полусферические чаши. Полосы красной росписи сосуществуют с гладкой красной облицовкой. Эта культура глубоко упадочна: ее полукочевой характер и скудный инвентарь наглядно свидетельствуют об упадке, наступившем после гибели халафской культуры на севере. В Рас Шамре (IIIс) эта новая фаза датируется по Си временем около 4582 г. до н. э.
Ливан и Палестина снова вступили в полосу процветания только с приходом с севера около 3600–3500 гг. до н. э. нового населения, принесшего «энеолитическую» и беершебагхасульскую культуры.
Как всегда, богатые земли Северной Сирии способствовали быстрому восстановлению культуры. Пришельцы с юго-востока принесли с собой убейдскую традицию расписной керамики, которая распространилась от Хамы, на Оронте, до района Малатии, на Анатолийском плато. Некоторые проникли в Антиохийскую долину, где изготавливали примитивную керамику типа известной в Амуке Е. Кое-где в этой долине обосновались более одаренные пришельцы, делавшие керамику типа Телль эш-Шейх, теперь известную также в Рас Шамре. В орнаментации этой керамики сочетание халафских и убейдских узоров образует приятные композиции, но технический уровень изготовления этой посуды невысок.
В Рас Шамре старые технические приемы продолжали существовать; изготавливается полихромная посуда, но появляется и новая керамика, в орнаментации которой халафские и убейдские мотивы сочетаются с углубленным точечным узором на неокрашенных участках поверхности. В Рас Шамре обнаружено семь последовательно существовавших строительных горизонтов, относящихся к убейдскому периоду. Оседлый быт, если не прежнее благополучие, по-видимому, вернулись около 4368 г. до н. э. в соответствии с датой по С14 (первый убейдский слой фазы IIIв).
Киликия, простиравшаяся от Анатолийского плато до высоких хребтов Тавра и от Сирии до лесистого Омана, демонстрирует еще более сложную последовательность событий. Халафское влияние наслаивается в Мерсине (слои XIX–XVII) на устойчивую местную традицию расписной керамики, которая обнаруживает тесные связи с Конийской долиной на Анатолийском плато. Конийской долины достигли лишь незначительные халафские влияния, вероятно явившиеся результатом торговых связей. В Мерсине, в свою очередь, найдена прекрасная полихромная керамика, происходящая из культуры Джан Хасан слоя 2а, около Карамана, где полихромия существовала задолго до ее появления в халафской культуре. Анатолийские влияния постепенно усиливаются, и ко времени существования Мерсина XVI пришлая культура прочно утверждается в знаменитой крепости, построенной, как можно предполагать, в целях обороны от нападений жителей восточной части долины.
Теперь впервые в значительном количестве появляются орудия и предметы вооружения из меди; новые формы керамики и узоры типично анатолийские и с халафом не имеют ничего общего. Среди нововведений следует упомянуть впервые появляющиеся ручки на сосудах. Непосредственно перед разрушением крепости — возможно, около 4350 г. до н. э. — здесь появляется первый убейдский импорт, а после ее разрушения убейдское влияние постепенно усиливается. Однако оно не было единственным: близкие аналогии существуют в керамике Телль эш-Шейха, в то время как другой тип керамики указывает на тесные связи с Рас Шамрой IIIВ: он имеет процарапанный орнамент и роспись (XV слой); продолжает существовать полихромная расписная керамика.
Превращенный в крепость Мерсин XV был разрушен, и в слоях XIV и XIII наряду с местной убейдской керамикой появляется лощеная анатолийская, неорнаментированная или иногда с резными узорами. Наконец, местная расписная керамика Тарса и поселений восточной части долины говорит о продолжающемся халафском влиянии, в то время как новая монохромная посуда, найденная в могильнике этого же поселения, связывается с Амуком F, Хамой и Библом (около 3500 г. до н. э.).
В то же время Мерсин вновь испытывает влияние из Конийской долины: появляется темная лощеная посуда с белой росписью или — особенно в Киликии — с лощеным орнаментом.
Наконец, около 3200 г. до н. э. новая волна анатолийских переселенцев положила начало раннему бронзовому веку.
Развитие Киликии показано здесь в общих чертах для того, чтобы показать сложность развития культуры в районах, подверженных одновременно разносторонним влияниям. Поселение Тепе Гавра в Северном Ираке дает аналогичную картину перехода от халафской культуры к убейдской, к которой мы теперь должны обратиться.