Подошедшая Кадайль коснулась его спины, и Брансен напомнил себе о том, что она любит его и, конечно, беспокоится.
— Может быть, на сегодня достаточно? — тихо спросила она.
Муж попытался было возразить, но ничего не выходило.
Он сплюнул кровь, потянулся к карману и наверняка снова упал бы в грязь, если бы Кадайль не подхватила его. Она взяла его за непослушную руку и помогла закрепить самоцвет на лбу.
— Мы едва покрыли две мили, — наконец произнес Брансен настолько четко и уверенно, что сам подивился разнице.
— И еще пять надо постараться успеть пройти до захода солнца, — не сдавалась Кадайль. — Если ты повредишься, то нам не одолеть и мили.
Брансен окинул ее сердитым взглядом.
— Я понимаю, — прошептала Кадайль. — Знаю, что ты скажешь, и не стану делать вид, что у меня есть право с тобой не согласиться. Но прошу тебя, любовь моя, умерь свой пыл. Ты истязаешь свое тело больше, чем оно способно выдержать. Если ты сломаешь ногу, потребуется кое-что посерьезнее душевного камня. Что тогда прикажешь делать нам с мамой?
— Не могу больше терпеть это существо по прозвищу Цапля, — ответил Брансен.
— А я могу.
Не отнимая ото лба самоцвет, молодой человек с невероятным проворством вскочил на ноги. Теперь он был Разбойником, жуликом, который мог взобраться по ненадежным камням замковой стены, бросить вызов лучшему бойцу владыки и одержать победу.
Стоило ему убрать камень, как он снова зашатался, но справился с собой и жестом велел перепуганной Кадайль не приближаться. Положив самоцвет в карман, Брансен двинулся дальше.
Он сделал шаг, неловкий и дрожащий, покачнулся, едва устоял на ногах, но сумел оглянуться на Кадайль, которая, как и ее мать, нахмурившись смотрела на него.
Тогда Гарибонд трясущейся рукой в очередной раз потянулся за драгоценным амулетом и вынул его вместе с черной шелковой косынкой, которой он обычно закреплял камень на лбу.
— Просто мне не хотелось заканчивать неудачей, — объяснил он, повязывая косынку и натянуто улыбаясь.
Кадайль и Каллен стало очевидно, что он уступил исключительно из уважения к ним.
— Я буду терпелив настолько, насколько смогу, — пообещал он жене.
Несмотря на расстройство, слова его были искренни.
— Я люблю тебя, — сказала Кадайль.
— И с камнем, и без камня, — добавила Каллен.
Брансен облизнул окровавленную губу, удивляясь, как ему удается быть одновременно таким везучим и таким несчастным, как он может в одно и то же время благословлять и ненавидеть целебную магию своего самоцвета. Душевный камень избавил его от немощи, сделал полноценным человеком, если не сказать — героем. Но тот же самый амулет поработил его, поймал в ловушку.
Брансену так хотелось освободиться, но эта свобода была ему невыносима.
— Знаешь, сейчас у тебя получается лучше, чем до того, как ты нашел камень, — заметила Кадайль. — Возможно, этот путь пока тебе не дается, — указала она на разбитую колею. — Но раньше ты не мог осилить даже ровную лужайку во дворе монастыря.
— Ки-Чи-Крии, — напомнил Брансен.
— Обет Джеста Ту. Ты поборешь эту немощь, — кивнула Кадайль. — Ты уже ее поборол, — добавила она и, заметив его удивленный взгляд, пояснила: — Ты победил задолго до того, как нашел средство управлять своим телом. Другие видели в тебе Цаплю, насмехались над тобой или искренне жалели. Но ты всегда был и останешься Брансеном, с душевным камнем или без него, пользуясь им, чтобы пройти по раскуроченной дороге, или нет.
Брансен Гарибонд закрыл глаза и глубоко вздохнул, вместе с воздухом изгоняя из себя все расстройство.
— Жаль, что я не знал своего отца, — произнес он.
Женщины кивнули в знак понимания того, что он хотел сказать.
— Отец освоил Джеста Ту. Он был в Облачном Пути и переписал их книгу, ту самую, по которой меня, тогда еще мальчика, учил Гарибонд. У него нашлись бы ответы.
— Или он указал бы тебе, где их искать.
Брансен кивнул и улыбнулся, искренне и обнадеживающе.
— Гарибонд сказал, что отец отправился в часовню Абеля, на север. Вот если бы удалось его найти…
— Бран Динард был хорошим человеком, — произнесла Каллен, которая шла рядом с дочерью. — Я обязана ему жизнью в той же мере, что и Сен Ви. Он знал, почему меня оставили умирать на дороге и за что искусали змеи. Ему было известно и о том, что это произошло с молчаливого согласия высшего духовенства его церкви. И все же он защищал меня от ужасных поври и прятал, рискуя жизнью. Ты очень похож на него, Брансен. В тебе есть его цельность и чувство справедливости. По сравнению с этими качествами физическая сила ничто.