Некогда же приспевшу празднику Вознесения Господа Бога нашего Иисуса Христа. В навечерии же праздника онаго Бажен Вторый поим с собою юношу онаго Савву и поидоша до святыя церкви к вечернему пению, и по отпущении вечерни паки приидоша в дом свой, и по обычной вечери возлегоша кийждо на ложи своем, благодаряща Бога. Внегда же он боголюбивый муж Бажен Вторый заспав крепко, жена же его диаволом подстрекаема, востав тайно с ложа своего и пришел к постели юноши онаго и возбуди его, понуждаше к скверному смешению блудному. Он же, аще и млад сый, но яко некоею стрелою страха Божия уязвлен бысть, убояся суда Божия, помышляше в себе: «Како в таковый господственный праздник таковое скаредное дело сотворите имам». И сия помыслив, начат с клятвою отрицатися от нея, глаголя, яко «не хощу всеконечно погубити душу мою и в таковый превеликий праздник освернити тело мое». Она же, ненасытно распаляема похотию блуда, неослабно нудяше его, ово ласканием, ово же и прещением[469] некиим угрожая ему, дабы исполнил желание ея. И много труждашеся, увещевая его, но никако не возможе приклоните его к воли своей, божественная бо некая сила помогаше ему. Видев же то лукавая жена, яко не возможе привлещи юношу онаго и воли своей, абие зелною яростию на юношу распалися и, яко лютая змия восстенав, отъиде от ложа его, помышляше, како бы волшебными зелии опоити его и неотложное злое свое намерение совершите хотя. И елико замысли, сия и сотвори.
Внегда же начата клепати ко утреннему пению, боголюбивый же оный муж Бажен Вторый, скоро возстав от ложа своего, возбудив же и юношу онаго Савву и поидоша на славословие Божие ко утренни. И отслушавше со вниманием и страхом Божиим и приидоша в дом свой. Егда же приспе время божественней литургии, поидоша паки с радостию до святыя церкви на славословие Божие. Проклятая же оная жена тщательно устроиша на юношу волшебное зелие и, яки змия, хотяше яд свой изблевати на него. По отпущении же божественный литургии Бажен Вторый и Савва изыдоша из церкви, хотяше итти в дом свой. Воевода же града того пригласи онаго мужа Бажена Втораго да обедает с ним, вопроси же и о юноши оном: «Чей есть сын и откуду?» Он же поведа ему, яко из Казани Фомы Грудцына сын есть. Воевода же приглашает и юношу онаго в дом свой, зане добре знаяше отца его. Они же бывше в дому воеводском и, по обычаю общия трапезы причастишася, с радостию возвратишася в дом свой.
И пришед в дом, Бажен Вторый повеле принести от вина мало, да испиют в доме своем, чести ради господственнаго онаго праздника: ничто же бо сведый лукаваго умышления жены своея. Она же яко ехидна злая, скрывает злобу в сердцы своем и подпадает лестию к юноши оному. Принесенну же бывшу вину, абие наливает чашу и подносит мужу своему. Он же испив, благодаря Бога. И потом наливает, сама испив. И абие наливает отравнаго оного уготованнаго зелия и подносит юноше оному Савве. Он же, ни мало помыслив, ниже убояся лукавства жены оныя, чаяше яко никоего же зла мыслит на него, и без всякаго размышления выпивает лютое оное зелие. И се начат яко некий огнь горети в сердцы его. Он же помышляше, глагола в себе, яко «много различных питей в дому отца моего, и никогда же таковаго пития не пивал, яко же ныне». Егда же испив пития оного, начат сердцем тужити и скорбети по жене оной. Она же, яко лютая лвица, яростно поглядаше на него и ни мало приветство являше к нему. Он же, сокрушаяся, тужаше по ней сердцем. Она же начат мужу своему на юношу онаго клеветати и нелепая словеса глаголати и повелеваше изтнати его из дому своего. Богобоязливый же оный муж, аще и жалея в сердце своем по юноши, обаче уловлен бысть женскою лестию, повелевает юноше изыти из дому своего, сказуя ему вины некия. Юноша же с великою жалостию и тугою сердца отходит от дому его, тужа и сетуя о лукавой жене оной.
И прииде в дом гостинника онаго, идеже первее обиташе. Он же вопрошает его, каковыя ради вины изыде из дому Баженова. Он же, сказуя, яко «сам не восхоте жити у него, зане гладно ми бысть».
Сердцем же скорбя и неутешно тужаше по жене оной. И нача от великия туги красота лица его увядати и плоть его истончеватися. Видев же гостинник юношу сетующа и скорбяща зело, и недоумевающеся, что убо ему бысть.