Патериковые жития в большей степени, чем собственно жития, опираются на изустные источники. Их питает народное предание, монастырский эпос; авторы патериков следуют живым интонациям бесхитростного рассказа «самовидцев» о «делах давно минувших дней». Фольклорной традиции они обязаны своим мастерством вести сюжетно острые рассказы, где преобладает диалогическая форма, что драматизирует повествование, помогает писателю раскрыть переживания и помыслы героев, передать напряженность борьбы святого с житийным антигероем. Роль прямой речи в патериковом житии велика: беседуют между собой монахи, разговаривают с ними, во сне и наяву, ангелы и бесы. Прямая речь документирует агиографический рассказ, заставляя читателя поверить в реальность происходящих видений и чудес. Особая сказовая форма повествования в патерике, когда автор стремится рассказывать, но не описывать, также восходит к устно-поэтической практике.
Отголоски эпического стиля в изображении житийного героя ярче всего видны в «слове» Симона о Кукше и Пимене, где писатель не описывает жизнь святых, а лишь напоминает читателю о всем хорошо известных «деяниях» героев, опираясь на народную молву. Житийный материал предстает в предельно стяженном виде. Кукшу «вси сведают, како бесы прогна, и вятичи крести, и дождь сведе, езеро изсуши, и многа чюдеса створе» (л. 23 об.). По этому же пути идет автор Волоколамского патерика, создавая своеобразный монастырский «помянник», где рядом с именем старца стоит указание на его главную добродетель или специфику иноческого подвига. Феогност прославился тем, что «вместо свиты от тела положи броня железны»; юный Давид — тем, что на протяжении семи лет «престрада, якоже древний Иев, червем ногу его грызущим, глаголемым «волосатиком»« (л. 15 об.).
Таким образом, отечественная патерикография в период своего формирования обращалась не только к богатому опыту византийской житийной литературы, но и использовала многовековые традиции национального фольклора, который служил источником фактических сведений и художественных принципов организации материала. Отсюда частое употребление применительно к патерикам определений «религиозный эпос», «литературная обработка монастырского фольклора»[479].
Один из сложных вопросов поэтики жанра связан с попытками классификации патериковых житий. Н.В. Водовозов все рассказы Поликарпа о киево-печерских монахах делил на три группы: повествующие об аскетических подвигах («слово» об Иоанне); содержащие яркие бытовые зарисовки («слова» о Спиридоне и Марке); изображающие столкновения между монастырем и представителями светской власти («слова» о Прохоре, Григории)[480]. Произведения Симона, по мнению исследователя, единообразны по своему содержанию и не подлежат подобному делению. Следовательно, тематический принцип классификации патериковых житий не является универсальным.
Д.С. Лихачев внутрижанровую многоликость житий рассматривает как следствие существования разных типов героев. В зависимости от того, кто был героем жития: рядовой монах или основатель монастыря, иерарх церкви или князь-воин, — «рассказчик-церемониймейстер вводил своего героя в событийный ряд, соответствующий занимаемому героем положению и обставлял рассказ о нем подобающими этикетными формулами»[481]. Применительно к патериковым житиям подобная градация героев не является основополагающей, ибо независимо от социального статуса в миру (Святоша — князь Чернигоский, Исакий — купец, Спиридон — крестьянин) все они монахи.
Более продуктивной для патериковой литературы является классификационная система, предложенная В.А. Грихиным[482]. Устанавливая связь жанра и художественно-стилистических особенностей произведения с типом деятельности героя, с сущностью его религиозно-нравственного подвига, исследователь предлагал выделять такие типы житий, как святительские, изображающие конфликт христианского миссионера-просветителя с язычниками; преподобнические, в основе которых лежит борьба святого за физическую и духовную чистоту; мученические, где подвижник вступает в единоборство со злом и конфликт носит непримиримый характер, часто завершается гибелью героя, и др. Однако для патериковых житий, состоящих из ряда эпизодов, и эта классификация может оказаться недостаточной. К «слову» о печерском чудотворце Григории могут быть приложимы такие жанровые определители, как «преподобническое», «пророческое», «мученическое».
Если по отношение к патерику житие выступает как первичный жанр, то по отношению к малым формам оно может функционировать как жанр-ансамбль. В патериковые жития могут входить на правах первичных поучения и плачи, молитвы и знамения, видения и чудеса. Конструируя произведение, средневековый писатель вводил в него малые жанры без внешней мотивировки, но подчинял общей идейной направленности патерикового жития, приспосабливал к структуре целого. «Иногда это приспособление, — отмечает Д.С. Лихачев, — выражается в изменении заглавия произведения, в других случаях — объема... в третьих случаях изменялся сам стиль произведения, в четвертых — из произведения извлекались лишь определенные сведения»[483]. Действительно, при вхождении в пятериковое житие обычно упрощалась композиция первичного жанра. В видении опускались •вступительная часть — молитва визионера, его обращение к высшим силам для разрешения какого-то жизненно важного вопроса. В случае использования авторами патериков «летописцев» и «хронографов» из этих источников, как правило, извлекались необходимые исторические сведения без подробной и точной цитации исходных текстов.
479
См., к примеру:
482
См.:
483
Лихачев Д.С. Система литературных жанров Древней Руси // Славянские литературы. V Междунар. съезд славистов (София, сентябрь, 1963). Докл. сов. делегации. М„ 1963. С. 52