Следует обратить внимание на почти дословное совпадение ряда фрагментов предисловий к Синайскому и Волоколамскому патерикам, что нельзя поставить в зависимость только от агиографического канона.
Предисловие к Синайскому патерику редакции Досифея
ГИМ. Синод, собр. № 216. Л. 135:
«...списана ероманахом Иоанном и братом его Софронием премудрыим, иже пожиша по пустыням и лаврам, ходяще и страньствующе Бога ради по святым местом, по лаврам, и по киновиам, и по градом... не токмо от сих сами ползу приимаху, но написавше и вь прочаа роды предаша, не сокрывше даннаго им таланта, но предложиша торожником, яко добрии строители благодати Господня...»
Предисловие к Волоколамскому патерику Досифея
ГИМ. Синод, собр. № 927. Л. 2:
«... инаа же сами видеша и слышаша, сгранствующе по монастырем, и по лаврам, и по пустыням... и не точию сами от сих ползовашася, но инем писанием предаша в древняа роды, не скрывше таланта, яко добрии строителие благодати Владычня...»
Оставляя в стороне вопрос о том, кем был Досифей Топорков — переписчиком, редактором или переводчиком Хронографа и Синайского патерика, констатируем факт влияния его работы над этими памятниками на Волоколамский патерик. Этим объясняется, с одной стороны, наличие в Патерике двух вводов, агиографического и летописного, хронологический принцип организации материала в сборнике, стремление автора вписать монастырскую историю в контекст общерусской и мировой, включение ряда сведений из Хронографа (например, об убийстве Батыя «угорским» королем Владиславом, о мнимой смерти царя Анастасия)[657]; с другой стороны, большее, чем в Киево-Печерском патерике, равнение на переводную патериковую традицию, прежде всего, традицию Синайского и Римского патериковых сводов.
И.М. Смирнов считал, что как самостоятельный агиограф, автор Надгробного слова Иосифу Волоцкому, Топорков выступил после 1546 г., поскольку Савва Крутицкий в проложной части Жития Иосифа Волоцкого сетовал: «Велие ми желание бываше в много время о сем преподобнем, иже бы кто предал на память последнему роду, и о сем ми пытающу, еже бы от сродник или от ученик его; и никто же изъяви о нем, и 30 лет по преставлении его. Аз же о сем скрбях зело и дивихся» (стлб. 453). Убедительнее, на наш взгляд, точка зрения К.И. Невоструева: Надгробное слово было создано вскоре после кончины Иосифа, то есть спустя несколько лет после 1515 г.: «Савва не считал это житием в виду краткости и жанра, но использовал как источник»[658]. Надгробное слово Иосифу Волоцкому оригинально по своей жанровой природе: высокий риторический стиль похвалы святому переплетается здесь с документальным стилем биографической справки о герое. По нашему мнению, это произведение показательно для переходного периода в творчестве Досифея, когда он, наряду с перепиской и редактированием книг, обращается к сочинительству, когда вместе с документальными формами повествования он осваивает агиографические, интересуется и начинает изображать не только прошлое, но и современное.
Нуждается в уточнении и датировка самого значительного в художественном отношении труда Досифея — Волоколамского патерика. Бесспорно, что это произведение, во многом итоговое для писателя, создавалось на протяжении ряда лет и появилось после Надгробного слова Иосифу Волоцкому. Составитель Волоколамского патерика писал о себе как о человеке, который Иосифа «надгробными словесы почтохом и мало объявихом о жительстве его: кто и откуду бе» (л. 5). Следовательно, Патерик не мог быть завершен ранее 1515 г., когда умер глава иосифлян, и датировать автограф произведения началом XVI в., как это делал П.М. Строев, нельзя. В состав Патерика входит «слово» о Макарии Калязинском, заканчивающееся рассказом об обретении мощей святого в 1521 г.[659] Волоколамский патерик не мог быть создан раньше 1523 г., о чем свидетельствует рассказ Досифея о Никандре, пострадавшем за веру во время нашествия Ахмата (1480 г.). После пострижения его в монастыре Иосифа Досифей Топорков «много время сожительствовах» ему. Писатель сообщал, что Никандр «пребысть» в монастыре «лет 40 и 3, всякую добродетель исправи: нестяжание, и послушание, и молитву, и слезы; и до тридесяти лет пребысть болным служа, не имый ни келиа своеа» (л. 17). Работе над созданием Волоколамского патерикового свода предшествовало редактирование Досифеем Синайского патерика в 1528—1529 гг., поэтому Патерик не мог быть завершен ранее 30-х годов. Возможно, его появление было связано с церковным собором 1531 г., на котором были осуждены за непризнание каноничности монастырского землевладения и «новых» святых, патронов иосифлян, Максим Грек и Вассиан Патрикеев[660]. Большинство исследователей относит время создания Волоколамского патерика либо к середине 40-х годов (Р.П. Дмитриева), либо к периоду после 1546 г. (В.О. Ключевский, И.М. Смирнов), исходя из свидетельства Саввы Крутицкого, что до него никто не занимался жизнеописанием Иосифа Волоцкого. Можно предположить, что появление Патерика было приурочено к собору 1547 г., на котором были канонизированы первые святые иосифлянской школы монашества, однако наиболее интенсивный период работы над произведением, скорее всего, падает на 30-е годы, когда Досифей принимает деятельное участие в религиозно-политической борьбе эпохи, что придает патериковым рассказам публицистическую остроту[661].
657
По мнению Седельникова, Волоколамский патерик и Хронограф прежде всего сближает идея провиденциализма, главная в творчестве Досифея. Небольшое количество соответствий ученый объяснял оригинальным характером Волоколамского патерика как историко-литературного произведения и тем, что Досифей работал над ним спустя 20 лет (?) после редактирования Хронографа. См.:
658
Ср.: ВМЧ. Сентябрь. 1—13, Стлб. 453; Жиги с преподобного Иосифа, игумена Волоцкого, составленное Саввою... Прилож. С. 2, 9. Примеч.
659
См.:
660
См.:
661
Это может объяснить факт обратного влияния Волоколамского патерика на Хронограф, на что указывал А.Д. Седельников (Досифей Топорков и Хронограф... С. 771).