Идейная направленность устного рассказа Иосифа Волоцкого о тверском игумене, легшего в основу патерикового «слова» Досифея Топоркова, расходится с письменным свидетельством Иосифа о Савве в Сказании о русских святых. Это объясняется либо неоднозначным отношением Иосифа к одному из своих предшественников, либо, скорее всего, редакторской правкой, которой подвергся рассказ Иосифа при литературной обработке Досифеем. В Духовной грамоте Иосифа Волоцкого Савва образец настоятеля монастыря, за плечами которого пятидесятилетний опыт «тщания и попечения... о пастве». Интересно сопоставить общее звено в рассказах Патерика и Духовной грамоты о Савве Тверском, как он жезлом «учил» монахов радеть в служении Богу и не нарушать монастырский устав:
Духовная грамота Иосифа Волоцкого
«...толико тщание и попечение имеяше о пастве, якоже ему предстояти в дверех церковных, и жезл в руку имея; и аще убо кто от братии к началу не прииде, или прежде отпущения отхождаше, или на пении беседы творяше, или от своего места на иное преходяща, никакоже умлочеваше, но возбраняше и запрещаше; или кто от пениа исходяше не единою, якоже ему ни малая согрешениа и безчиньства презирати, вопрекы же глаголющих и безчиньствующих овогда жезлом бияше, овогда и в затвор посылаше...» (стлб. 553);
Волоколамский патерик Досифея Топоркова
«Имяше же обычей стояти у прежних дверей церковных, имиже братиа вохожаху и исхожаху; и елици исхожаху не на нужную потребу и в паперть церковную на празнословие, он же, яростию побежаем, биаше таковыа жезлом, сущим в руках его» (л. 27).
Сравнение отрывков показывает, что патериковый рассказ носит конспективный характер, в нем опущена развернутая градация прегрешений и наказаний монахов, присущая стилю Иосифа Волоцкого, сочинения которого носили директивный тон «духовного регламента»[702]. Кроме того, в эпизодах по-разному раскрываются мотивы поступков Саввы: в первом случае действиями игумена руководит «тщание и попечение о пастве»; во втором — акцент сделан на невыдержанность, необузданность нрава героя, он избивает провинившихся монахов, «яростию побежаем». Нравственные сентенции рассказов о Савве расходятся. В Духовной грамоте Иосифа Волоцкого утверждается, что Савва «бяше же жесток, егда потреба, и милостив, егда подобаше», в то время как для Досифея Топоркова жестокость игумена — «недостаток». Противоположную направленность имеют финальные сцены рассказов. «Слово» о Савве в Волоколамском патерике завершает чудо наказания игумена болезнью рук. Иосиф Волоцкий как иллюстрацию милосердия Саввы приводит историю, когда тот отказался от личной мести монаху, который, находясь в затворе за какую-то вину, в окно «ухвати обема рукама» бороду игумена «и мало остави, всю же истръг». При падении нравов, по словам Н.М. Никольского, «строгим игуменам оставалось только либо уходить со своего поста, как сделал это Паисий Ярославов, или внедрять дисциплину «жезлом и затвором», рискуя иногда поплатиться собственной бородой, как случилось с Саввой Тверским»[703].
«Слово» о Савве в Патерике звучит несколько диссонансно по отношению к одной из основных идей памятника — обосновать высокий авторитет и неограниченную власть настоятеля монастыря. Для житий иосифлянской школы были характерны образы суровых игуменов, ведущих неустанную и беспощадную борьбу с личным «стяжанием» монахов, ратующих за введение строгой дисциплины в монастыре. Так, например, в жизнеописании Дионисия Глушицкого содержится эпизод, когда игумен повелел выбросить за пределы монастыря тело уже погребенного монаха, утаившего 10 ногат, что созвучно по идее «слову» Римского патерика о монахе-враче Иусте, тело которого по приказу настоятеля монастыря бросили в навозную яму вместе с тремя сокрытыми золотыми монетами, утверждая братию в мысли о пользе личного нестяжания[704].
702
См. подробнее:
704
См.: