Налакиты (И.Г. Георги), безусловно, есть улгакиты — эвенкийские молельни на вершинах перевалов, сохранившиеся в некоторых местах до наших дней. «Каждый проезжающий охотник, — пишут современные этнографы, — считал обязательным останавливаться у улгакита, оставить там какую-нибудь вещь и повторить свою просьбу к духам-хозяевам гор».
Одного из таких налакитов И.Г. Георги встретил в соседней бухте Давше, где проживала особенно крупная группа подле-морских тунгусов. Здесь горный пик в долине р. Кудалды считался одним из самых крупнейших святынь этого народа, что свидетельствует о его более глубокой древности, чем встреченные недавние захоронения родовых шаманов. Территориально этот пик совпадает с самым крупным святым местом баргузин-ских эвенков и бурят — горой Барагхан, достойной отдельного рассказа. Но при нашем посещении бухты мы обратили внимание на гранитную скалу в северной части побережья с названием Немнянда. Это слово согласуется с эвенкийским нимнан, буквально означающим «шаманить» и имеющим два пояснения: сказание и камлание (совершение ритуального обряда). В связи с полным отсутствием здесь эвенкийского населения получить какие-либо сведения о данной скале не удалось.
К «налакитам» следует отнести и название озера Арангатуй в Чивыркуйском заливе. На бурятско-эвенкийском языках аран-га означает одно: деревянный помост с костями умершего шамана. Где находилось это культовое место, пока не ясно. Однако топоним встречается еще в отписках первых русских землепроходцев XVII столетия. Вот пример того, насколько живуча память соплеменников об умершем несколько столетий тому назад шамане!
ОТКРЫТИЕ ИСЧЕЗНУВШЕГО МИРА
Внаше время кораблей и самолетов было бы неестественно пройти путем академика XVIII столетия И.Г. Георги на гребной весельной лодке вокруг всего более чем 1000-километрового побережья Байкала, хотя, справедливости ради, именно такое
Расположение петроглифов у с. Байкальского
неспешное путешествие и дает исследователю многое, что не улавливается при современных средствах передвижения. Но на Северный Байкал, куда нет иного доступного пути, я полетел самолетом.
Северный Байкал открывается постепенно, как бы неохотно, но пленяет и завоевывает глаза сразу, как только вступаешь в его пределы с ложногольцовыми формами берегового рельефа, где даже летом на горных пиках лежат нетаю-щие снега. Мне он открылся тотчас, как только самолет АН-24 приглушил ревущие двигатели и пошел на посадку. Иллюминаторы накренившегося борта охватили черно-синюю бездну Байкала, белые гребешки набегающих волн и рваные поля последнего тающего в
июне льда. Сделав разворот, самолет вновь выпрямился, и тогда я увидел бесконечные на восток гряды крутого Бартузинского хребта, высокие пики которого еще были покрыты густыми шапками снегов. Еще дальше белая пелена соединила землю с небом: там шел летний (!) снегопад. Совершенно необычная ассоциация с жарой, которую мы покинули пару часов назад в Улан-Удэнском аэропорту. Тогда, ожидая посадки, мы изнывали от июньского пекла и слушали звонкое стрекотание кузнечиков в цветущей забайкальской степи на окраине столицы Бурятии. А здесь все еще царствует зима с ее порывистым студеным ветром, холодными льдами и сверкающим белым снегом. Что ж, север есть север, и в этом его прелесть.
Начало этой поездки было положено несколько лет тому на-
зад, когда я еще состоял аспирантом Института истории, филологии и философии СО РАН и числился учеником знаменитого академика А.П. Окладникова. Работая над книгой о прошлой и настоящей жизни эвенкийского народа Севера Бурятии, я также прибыл в Нижнеангарск весной, но густые снега здесь еще не думали таять. Тем не менее однажды через глубокие сугробы я побрел к одиноко стоявшей на краю поселка гранитной скале. И каково же было мое удивление, когда сквозь красноватую окраску каменной стены,
 |
| Лысая Гора(с петроглифами на Сна СеверномiБайкале |
 |
| Лысая Гора. План и разрез жертвенного места под валуном |