Написавший эти восторженные слова человек — американский историк У. Прескотт — не дает своего объяснения выявленным «чудесам». Но были люди и до и после него, которые без всяких колебаний решили, что необычный характер успехов Кортеса в Мексике и поразительно быстрый крах ацтекской «империи» связан лишь с одним фактом: Монтесума, следуя какому-то старому пророчеству и древним легендам о Кецалькоатле, поверил в то, что на берега Веракруса высадился не враг и завоеватель, а сам бог со своими сторонниками. С богами же, как известно, воевать бессмысленно. Отсюда и весь ход дальнейших событий.
Итак, Монтесума и Кортес встретились у входа в Теночтитлан, обменялись подарками и, произнеся подобающие столь незаурядному событию речи, направились ко дворцу, где должны были разместиться конкистадоры. Что же случилось потом? Если верить словам Кортеса, «император» ацтеков, поселив своих гостей в обширных покоях старого дворца, спокойно удалился в свою резиденцию, расположенную неподалеку. А рискованный план пленения Монтесумы был осуществлен лишь неделю спустя после прибытия испанцев в город как ответная мера на нападение ацтекского отряда на гарнизон Веракруса.
С другой стороны, многие летописцы XVI века категорически отвергают эту версию. Из их сообщения недвусмысленно вытекает, что тлатоани и его приближенные были схвачены испанцами сразу же по прибытии в старый дворец. Все высшие сановники ацтекского государства, и в их числе сам Монтесума, оказались в западне. Коварный план конкистадора, выношенный им еще до начала похода, увенчался полным успехом: самая могущественная держава Америки оказалась обезглавленной и побежденной без единого выстрела. Теперь, имея в руках столь влиятельных заложников, Кортес мог смело диктовать свою волю и ацтекам, и остальной Мексике.
К вечеру того же дня во дворце Ашайякатля, где разместились испанцы, в специально построенной часовне капелланы Ольмедо и Диас отслужили торжественную мессу. Слева от них лежали отделенные тонкой стеной сокровища ацтекских царей, в которых были кровно заинтересованы все молитвенно преклоненные конкистадоры, а справа — в другом, примыкавшем к часовне помещении сидел несчастный Монтесума — царь, находившийся в самом сердце своей державы, но уже не более как заложник в руках кучки бесчестных людей.
Все шло как по писаному. Успехам Кортеса, казалось, не будет конца, как вдруг одно за другим последовали события, резко изменившие ситуацию. Сначала в среде конкистадоров возникло беспокойство по поводу справедливого дележа добытых в ацтекской столице баснословных богатств. Кортес вынужден был уступить. Сокровища принесли в центральный зал и взвесили. Оказалось, что их стоимость составляла 162 тыс. золотых песо, или 6,3 млн долларов (подсчеты делались в XIX в.). Для XVI столетия это была колоссальная сумма. По всей вероятности, таких богатств не имел в своей казне ни один из европейских монархов. Стоит ли удивляться тому, что испанцы буквально обезумели, подсчитав, сколько придется на долю каждого. Но у Кортеса имелись свои соображения и на этот счет. «Вот как происходил этот раздел, — вспоминает Берналь Диас. — Из всей массы прежде всего взята была одна пятая для короля и другая для Кортеса. Затем главнокомандующий потребовал вычета тех расходов, какие он понес на Кубе при снаряжении экспедиции, а также возмещения Веласкесу за суда, нами уничтоженные… Далее скостили пай для 70 человек гарнизона Веракруса… Только затем приступили к наделению прямых участников. Но и тут шло в таком порядке: сперва оба духовных лица, затем офицеры, затем всадники, затем мушкетеры и арбалетчики; всем им предоставлялось по двойному паю. Когда же после стольких надувательств очередь дошла до нас, остальных солдат, по расчету один пай на человека, то этот пай был столь мизерен, что многие его даже не брали, и тогда, конечно, и их доля шла в карман к Кортесу!». Дело чуть было не дошло до открытого бунта. Но предводитель сумел уговорить свое воинство, пообещав добыть в столице ацтеков и ее окрестностях новые сказочные богатства.