Мы не знаем, откуда пришли носители убейдской культуры, когда и почему эта культура возникла, однако мы можем составить себе приблизительное представление о том, как она развивалась и как функционировали ее социальные институты. Убейдские земледельцы начали заселять месопотамскую пойму в тот период, когда на севере процветала халафская культура. Этот район — южную дельту Тигра и Евфрата — никак нельзя назвать ближневосточным раем. Здесь было мало видов подходящих для одомашнивания животных и растений. Палящий зной в летние месяцы, совершенно непредсказуемые и ненадежные осадки, суровые холода зимой — все это создавало неблагоприятные условия для занятия земледелием. Лишь по берегам крупных рек, лагун и притоков можно было заниматься земледелием, да и то в ограниченных масштабах. Суровость климатических условий усугублялась недостатком природных ресурсов. Отсутствие камня и дерева затрудняло строительство, а отсутствие руд делало невозможным изготовление изделий из металла. Не было и драгоценных камней для ювелирных изделий или украшения скульптур.
Возникновение цивилизации в Месопотамии служит иллюстрацией к выдвинутой Тойнби теории «вызова и ответа» [189, с. 111–118]. Находясь в условиях «враждебного природного окружения», люди вынуждены принимать вызов, брошенный их существованию. Если энергия, затраченная на преодоление вызова, превышает силу этого вызова, результатом этого является прогресс в развитии социальных институтов. Тойнби отмечает, что древнейшие цивилизации, как правило, развивались в условиях «враждебного окружения». Ответом на вызов, брошенный суровой природной средой, было формирование социального порядка для борьбы с этой средой. К 3500 г. до н. э. бедные природными ресурсами месопотамские городские центры пользовались в основном привозными товарами.
Противостоять суровым природным условиям, действительно, было нелегко, и вначале обитатели Убейда пошли по пути наименьшего сопротивления. Поселившись вдоль берегов рек, они воспользовались возможностями, предоставленными им самой природой для занятия земледелием. В своих обширных обзорах поселений Нижней Месопотамии Роберт Адамс показал, что древнейшие поселения этого региона почти не обнаруживают признаков сложного планирования. Убейдские поселения были свободно разбросаны по аллювиальной долине, без какого-либо признака централизации политического контроля внутри территориальных единиц. Всему этому вскоре суждено было измениться.
Период с IV по III тысячелетие до н. э. был ознаменован быстрым ростом поселений и городков в Месопотамии. Пользуясь предложенной Адамсом иерархией размеров поселений, можно составить наглядное представление о масштабах этого роста [4, с. 17–19]. Используя в качестве главного критерия размер поселения, Адамс различает деревни, городки и городские центры. Размер «деревень» составляет от 0,1 до 6,0 га, «городков» — от 6,1 до 25 га, а «городских центров» — от 50 га и выше.
Мы очень мало знаем о древних деревнях, особенно о тех, которые погребены под руинами более поздних шумерских и вавилонских городов. Хотя при раскопках таких памятников, как Эреду, Ур, Телло, Укайр, Урук и Сузы, удалось добраться до самых нижних строительных горизонтов Убейда, глубокая шурфовка в основаниях этих больших холмов позволила получить лишь ограниченную информацию. Например, обнаруженное в Эреду большое количество рыбьих костей говорит лишь о том, что население здесь интенсивно занималось рыбной ловлей. Раскопки убейдских слоев в маленьких деревеньках Рас аль-Амия (где найдены свидетельства начала возделывания злаковых растений) и Хаджи-Мухаммад рисуют далеко не полную картину жизни в сельских районах.
Структура убейдских деревенских поселений лучше всего прослеживается на самом Эль-Убейде, датируемом 4500 г. до н. э. В ходе раскопок здесь были вскрыты дома из сырцового кирпича и тростника. Животные и растительные остатки свидетельствуют о существовании развитой экономики. Население добывало пищу, занимаясь рыбной ловлей, охотой на газелей и лошадей, выпасом крупного рогатого скота и коз на аллювиальной равнине, а также выращиванием злаковых культур. Специализация ремесел была представлена керамическим производством и, вероятно, изготовлением бус и каменных орудий. Металлургия полностью отсутствовала. Нет никаких свидетельств существования централизованных административных функций, сложных религиозных структур или сосредоточения богатств в руках элиты.
Любопытным контрастом по сравнению с Эль-Убейдом выступает Эреду, где первое поселение появилось около 4800 г. до н. э., когда Эль-Убейд был ничем не примечательной деревушкой, а Халаф на севере еще производил свою характерную расписную керамику. Раскопки вскрыли здесь не только жилые дома из кирпича-сырца, но и кирпичное строение, идентифицированное исследователями как «храм». Вокруг этого храма располагались дома элиты. На некотором расстоянии от них стояли жилища ремесленников, а еще дальше от храма — дома земледельцев. Даже в эту раннюю пору общая численность населения Эреду, вероятно, превышала 5 тыс. человек, тогда как в Эль-Убейде жило, по-видимому, всего 750 человек.
Поселенческая модель, представленная древнейшими слоями Эреду, указывает на центральную роль храма. С течением времени храм будет играть все более важную роль. К 3500 г. до н. э. храм, несколько раз перестраивавшийся на протяжении тысячелетия, вырос до монументальных размеров, причем не только в Эреду. Во всех крупных убейдских поселениях храмовой комплекс играл роль административного центра.
Храмы были самыми большими по размеру, наиболее основательно и искусно построенными сооружениями. В Эреду и на других убейдских поселениях на протяжении более чем тысячелетия сохранялась религиозно-архитектурная традиция возведения храмов на одном и том же месте. Удивительная преемственность особых местоположений для храмов свидетельствует о формировании понятия священной территории. Шумерский город-государство складывался вокруг своего главного храма. Пол Уитли утверждает, что вообще все города возникают из «ритуальных центров» [202]. Подъем месопотамских городов, кажется, подтверждает эту мысль. Ко времени позднего У бей да храм окончательно становится центром экономической и общественной жизни больших городов.
В течение того же тысячелетия Убейд претерпел и другие изменения. Убейдское общество значительно усложнилось и распространяло свое влияние на широкое географическое пространство. К IV тысячелетию до н. э. убейдская культура распространилась на Северную Месопотамию, вытеснив халафскую. Однако север сохранил целый ряд не свойственных южному Убейду культурных элементов. Например, в Тепе-Гавре (Северный Ирак) захоронения производились в погребальных ямах, тогда как в Эреду умерших погребали в могилах, имевших кирпичные своды. Помимо этого, раскопки на Тепе-Гавре дали множество раскрашенных терракотовых статуэток богини-матери, отсутствующих на юге.
Несмотря на некоторые важные региональные отличия, перед нами вырисовывается картина мирной аккультурации носителей убейдской культуры и потомков халафской культуры, хотя на севере последняя еще представляла большинство населения. Это основательное единство продержалось, однако, недолго. К 3500–3000 гг. до н. э. расхождение между двумя культурами стало уже явственно ощущаться, и первенство в развитии цивилизации перешло к югу.
К 3500 г. до н. э. поселения носителей убейдской культуры протянулись вдоль берегов Тигра и Евфрата, достигнув Северной Сирии и даже Киликии в Турции. Ареал убейдской культуры был ограничен на северо-западе горами Тавра, а на востоке — горами Загроса, хотя торговые связи охватывали и более отдаленные районы. О широком размахе убейдской торговли свидетельствуют найденные в Уре амазонит (полудрагоценный камень из Индии), обнаруженный на нескольких памятниках анатолийский обсидиан, а также привозные руды и металлы, найденные при раскопках Тепе-Гавры.