Желая украсить храм своей покровительницы богини Инанны, царь Урука Эн-Меркар (2800 г. до н. э.) отправил гонца к правителю Аратты. Не обнаруженный археологами город Аратта, как сообщает эпос, находился к востоку от Шумера, «за семью горными хребтами», и был богат минералами, в особенности лазуритом. Эмиссар Эн-Меркара был послан в Аратту, чтобы приобрести «горные камни» в обмен на шумерское зерно. Верховный жрец Аратты капитулирует, засуха отступает, и «горные камни» переправляются в Шумер в обмен на зерно; из них делают прекрасные произведения искусства, подобные «Штандарту из Ура». Весьма показателен тот факт, что, при всей разнородности культурного фона Шумера и Иранского нагорья, могущество Инанны признавалось в обоих регионах. Общая для Эн-Меркара и правителя Аратты религиозная идеология облегчила торговый обмен, а завуалированная демонстрация могущества Инанны позволила избежать открытого военного конфликта.
Взаимосвязи Месопотамии и Иранского нагорья наглядно документируются материалами раскопок на двух поселениях — Тепе-Яхья (о нем уже упоминалось в предыдущем изложении) и Шахр-и Сохта (в Систане, в Восточном Иране). В 2600 г. до н. э. эти поселения были вовлечены в производство и транспортировку специализированных ресурсов по заказу месопотамских центров. И сами ресурсы, и технологические приемы их обработки были в обоих поселениях разные. В Тепе-Яхье изготавливались из местного материала хлоритовые чаши очень тонкой работы и экспортировались на запад. В Шахр-и Сохте обрабатывался привозимый с востока лазурит, который переправлялся дальше на запад.
Хлоритовые чащи из Тепе-Яхьи отличаются сложностью орнаментальных мотивов; они идентичны аналогичным изделиям, находимым практически в каждом шумерском храме и дворце, а также на «Царском кладбище» Ура. Анализ методом нейтронной активации показал, что хлорит, шедший на выделку этих чаш, добывался в хлоритовых копях в 25 км от Яхьи. Выяснилось, кроме того, что изготовлявшиеся в Яхье изделия экспортировались в такие отдаленные районы, как Мари в Северной Сирии [108]. В Шахр-и Сохте было раскопано несколько мастерских по изготовлению изделий из лазурита, со множеством каменных орудий производства и обломков лазурита.
Хотя мастерские в Тепе-Яхье и Шахр-и Сохте по существу относятся к одному и тому же времени, в Яхье отсутствуют лазуритовые поделки, а в Шахр-и Сохте — хлоритовые сосуды. Такое дифференцированное распределение изготовляемых изделий свидетельствует о том, что на Иранском нагорье спрос на эту продукцию был невелик и производство в этих общинах было ориентировано на удовлетворение специфических потребностей месопотамского рынка.
Изделия местного производства не только сообщают об экономических связях Шумера с общинами Иранского нагорья, но и дают некоторое представление об общих для этих регионов культурных чертах, Сложные орнаментальные мотивы хлоритовых сосудов из Тепе-Яхьи, несомненно отражающие непростые религиозные верования, подтверждают существование общих для шумерских равнин и иранских нагорий мировоззренческих черт. (На это же указывает и эпос «Эн-Меркар и правитель Аратты».) Еще одно подтверждение этому — стиль цилиндрических печатей из Яхьи. Хотя он, безусловно, индивидуально своеобразен, некоторые обнаруживаемые в нем религиозные мотивы есть также на месопотамских цилиндрических печатях (сидящие в креслах крылатые богини, мужчины с растущими из их тел колосьями или ветвями). Хотя в материальной культуре Яхьи и Шахр-и Сохты очень мало указаний на контакты или хотя бы на знакомство с Шумером, эти изделия ремесла недвусмысленно говорят о существовании определенных связей, между двумя регионами.
Изготовление хлоритовых сосудов в Тепе-Яхье и изделий из лазурита в Шахр-и Сохте свидетельствует о специализации ремесленного производства. К сожалению, добытые на этих памятниках археологические материалы не могут показать нам, как было организовано это производство и как осуществлялось управление им. В Тепе-Яхье мастерские размещались, по-видимому, на открытых участках. На раскопе площадью свыше 600 кв. м не было вскрыто ни одного сколько-нибудь значительного жилого или административного здания. В Шахр-и Сохте были идентифицированы жилые дома, по и здесь нет признаков существования административных зданий. То; что на каждом из этих памятников найдены остатки местных материальных культур, которые не только не находят параллелей на Месопотамской равнине, по и несходны между собой, позволяет сделать вывод, что управление работами было здесь централизовало в гораздо меньшой степени, чем это характерно для храмово-дворцового комплекса Месопотамии. Низменные и горные районы резко отличались друг от друга по характеру экономических моделей жизнеобеспечения, столь же ощутимой была разница в уровне социальной интеграции между густонаселенными городами-государствами Месопотамской равнины и редконаселенными горными селениями, организованными по принципу племенных союзов.
Сравнивая характерные особенности Месопотамской равнины и Иранского нагорья, можно составить некоторое представление о торговых связях, объединявших эти два региона. Процесс роста этих связей носил почти спиральный характер.
Когда нагорные колонии стали независимыми, появилась необходимость образовать местные административные иерархии, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся после ухода протоэламитов. Этого же требовали и связи с Шумером: в нагорных общинах производство и экспорт былп переориентированы на удовлетворение спроса со стороны равнинных районов, что привело к специализации ремесел, усилению потребности в разделении труда, организации производства и перераспределении важнейших предметов импорта, прежде всего текстиля и пищевых продуктов.
Что касается Месопотамской равнины, то там импорт из нагорных районов необходимого сырья, металлов, руд и искусно выделанных предметов роскоши тоже оказывал влияние на социальный порядок, усиливая и без того углублявшееся социальное неравенство. В то же время импорт товаров из горных областей сказывался и на экономике Шумера. Чем более специализированной становилась экономика нагорных областей, чем более она зависела от месопотамского экспорта для прокормления своей рабочей силы, тем большей становилась потребность Месопотамии в обеспечении рынка для сбыта излишков своей продукции. Другими словами, экономика Месопотамии нуждалась в постоянном импорте сырья и предметов роскоши, чтобы избавиться от излишков своей сельскохозяйственной продукции. Рассматриваемое в таком свете, великолепие «Царского кладбища» в Уре становится легко объяснимым: изымая «капитал» из обращения и погребая его, элита общества предоставляла своим преемникам право наживать себе собственные богатства, продолжая экспортно-импортные операции.
Анализ торговых отношений между Шумером и Иранским нагорьем обнаруживает один существенный момент — их глубокое неравенство. Месопотамские городские центры нуждались в ресурсах горных районов, чтобы узаконить классовое неравенство через неравноправное распределение богатств. Но при этом они не зависели от какого-то одного источника ресурсов или от одного вида товаров. Поскольку поставщиков ресурсов было много, месопотамские центры имели возможность выбирать, что, конечно, давало им преимущество. Если тот или иной торговый партнер отказывался сотрудничать, они — буквально под угрозой голода — могли принудить его к подчинению или же найти другого партнера (вспомним сюжет эпоса «Эн-Меркар и правитель Аратты»). Торговля на дальние расстояния способствовала развитию разделения труда внутри общин Иранского нагорья, и с течением времени они становились все более зависимыми от Шумера в отношении торговли средствами существования.
Эта модель взаимодействия между Месопотамией и Иранским нагорьем представляет собой новую теорию, противостоящую старой концепции «чистого» эволюционного развития цивилизаций благодаря их собственному «гению» — развития, не связанного с событиями и процессами, происходившими в смежных районах.