Более сильными аргументами подкреплена гипотеза, связывающая ольмеков с древними культурами Южной Америки. Среди возможных «кандидатов» называют чавинскую цивилизацию перуанских нагорий. В искусстве этой цивилизации, приблизительно одновременной ольмекской, распространен мотив фигуры животного из семейства кошачьих, весьма напоминающего ольмекского ягуара. Но, за исключением этого, нет никаких данных, которые позволили бы связать обе цивилизации напрямую. Правда, профессор Дональд Лэтрап, отталкиваясь от этой гипотезы, высказал предположение, что чавинская и ольмекская цивилизации имели общего предка на южноамериканских равнинах. Как указывалось выше, археологические находки свидетельствуют о том, что во II тысячелетии до н. э., перед самым подъемом ольмеков, происходил приток потребителей маниоки из северных областей Южной Америки в Мезоамерику… Этот факт придает некоторую достоверность гипотезе Лэтрапа, хотя, конечно, она еще нуждается в дополнительной проверке.
Итак, несмотря на некоторые факты, подтверждающие гипотезу о зарождении ольмекской цивилизации за пределами тяготеющих к побережью Мексиканского залива низменностей, окончательные выводы делать пока преждевременно. При отсутствии убедительных контраргументов наиболее правильным представляется вывод о том, что ольмекская цивилизация имеет местное происхождение и складывалась на территории Мексики. Однако вывод о местном происхождении еще не дает ответа на основной вопрос: где искать истоки ольмекской цивилизации — на мексиканских равнинах или на мексиканских нагорьях? Именно этот вопрос расколол ряды археологов — исследователей Мезоамерики на два лагеря — сторонников «нагорной» и «равнинной» гипотез, причем раскол этот был обусловлен глубокими теоретическими расхождениями.
«Нагорная» гипотеза утверждает, что такие важные культурные достижения, как возникновение земледелия, появление оседлоземледельческих поселений и зачатков сложно организованных обществ, — все это продукты развития общин, населявших предгорные и горные области. Одним из самых стойких приверженцев этой гипотезы в последние годы стал археолог Уильям Т. Сандерс. В серии своих публикаций по этому вопросу Сандерс и его коллеги, в частности Барбара Прайс, утверждают, что полузасушливые, совершенно изолированные горные долины обеспечивали надлежащий природный фон и давали необходимые стимулы тем культурно-эволюционным изменениям, которые в конечном счете привели к образованию городской цивилизации в Мезоамерике [171].
Концепция «нагорной» школы восходит к выдвинутой еще в начале текущего столетия теории Герберта Спиндена, согласно которой сравнительно суровые природные условия мезоамериканских нагорий, вынуждая людей искать новые средства для поддержания своего существования, дали первоначальный толчок возникновению земледелия и, в конечном итоге, цивилизации. Стремление сделать полузасушливые горные долины более пригодными для земледелия побуждало людей строить общественные ирригационные системы. Кроме того, для эксплуатации местных ресурсов и обмена их на другие необходимые материалы, имевшиеся в соседних долинах, нужна была какая-то политическая организация. Короче говоря, сами природные условия горных и предгорных районов вынуждали людей вырабатывать элементы сложного общества, для того чтобы обеспечить существование своим численно возраставшим коллективам.
Сторонники «нагорной» гипотезы искали истоки происхождения ольмекской цивилизации в таких горных долинах, как Техуакан и Оахака, и, надо сказать, не без оснований. Дело в том, что археологические данные действительно подтверждают, что переход к земледелию и оседлой деревенской жизни впервые произошел в горных и предгорных областях, причем к 1000 г. до н. э. там появились первые ирригационные системы. Многочисленные находки в горных районах широкого ассортимента ольмекских изделий, каменных изваяний, а также открытие там других поселений, связанных с ольмекской культурой, — все это как будто поддерживало «нагорную» гипотезу. Впоследствии, однако, выяснилось, что эти находки и эти поселения либо вообще не поддаются датированию, либо относятся не к началу ольмекской цивилизации, а к более позднему времени. В этой связи важное значение имеют исследования Кента Флэннери и его коллег в долине Оахака, публикация которых только началась. Надо полагать, что результаты указанных исследований позволят внести ясность в эти вопросы.
Согласно уже вышедшим в свет публикациям, первое общественное сооружение в Оахаке — внушительных размеров платформа — датируется 1350 г. до н. э. [69; 70], из чего следует, что усложнение социополитической организации Оахаки началось еще до возникновения ольмекской цивилизации. Однако несомненные свидетельства быстрого количественного роста и расширения масштабов общественного строительства, а также широкой торговли и накопления экзотических материалов относятся только к периоду с 1150 по 850 г. до н. э. (поселение Сан-Хосе-Моготе). Весьма вероятно, что этот прогресс стимулировался контактами с ольмекской системой, развитие которой шло еще более быстрыми темпами.
Есть еще одна «нагорная» гипотеза, согласно которой родина ольмеков находилась в горах Туштлы, протянувшихся вдоль побережья Мексиканского залива. В пользу этой гипотезы говорят следующие факты. Во-первых, научные анализы показали, что базальтовые глыбы, из которых высечены гигантские каменные антропоморфные головы и другие ольмекские памятники, происходят из гор Туштлы. Во-вторых, эти горы находятся сравнительно недалеко от «сердца» ольмекской цивилизации, всего в 160 км от ее ритуальных центров. И в-третьих, главная пирамида Ла-Венты имеет желобчатую форму и напоминает гору. Некоторые ученые полагают, что это сооружение, возможно, является имитацией горы — прежней родины ольмеков. К сожалению, вулканическая природа гор Туштлы весьма затрудняет проведение там археологических работ, поэтому об их доколумбовом прошлом пока мало что известно. В общем, вторая «нагорная» гипотеза должна быть оставлена в стороне до лучших времен.
Если «нагорные» гипотезы иногда кажутся достаточно убедительными, то сторонники «равнинной» школы тоже приводят веские доводы в пользу своей точки зрения. Их основной аргумент сводится к тому, что, хотя первые прогрессивные сдвиги в направлении развития цивилизации произошли действительно в горных и предгорных районах, нет никаких доказательств того, что первые результаты этих сдвигов были сначала реализованы именно там, а не в равнинных районах. «Равнинную» школу связывают с именем покойного Карла Зауэра, географа из Калифорнийского университета в Беркли. Его идеи были поддержаны Ко и другими археологами, проводившими исследования в равнинных районах тихоокеанского побережья и на побережье Мексиканского залива.
Основной принцип, на который опираются в своих рассуждениях приверженцы «равнинной» теории, заключается в том, что в равнинных областях с их богатой тропической растительностью человеческому коллективу относительно просто добывать необходимую пищу на сравнительно небольшой территории. Это облегчает жизнь и оставляет время на другие занятия и эксперименты со средой обитания, которая длительное время действительно могла способствовать образованию и развитию более сложных социальных форм.
Хотя жители нагорий занимались земледелием за много тысяч лет до возникновения ольмекской цивилизации около 1200 г. до н. э., а оседлые деревенские поселения появились к началу III тысячелетия до н. э., с 2500 по 1500 г. до н. э. в горных областях, по-видимому, не произошло каких-либо крупных сдвигов в сторону развития сложных обществ, В этот период времени в равнинных районах, судя по всему, тоже не произошло радикальных перемен в жизни общества. Люди жили, по-видимому, в оседлых селениях. Керамика, часто рассматриваемая как примета оседлости, была распространена на равнинах тихоокеанского побережья Мексики уже в 2300 г. до н. э. Эта грубая керамика напоминает самую раннюю керамику Техуаканской долины, датируемую тем же временем. Возможно, после 2000 г. до н. э., благодаря проникновению человеческих коллективов и идей из низменных областей Южной и Центральной Америки, одним из основных продуктов питания для народов тихоокеанского побережья стала маниока, что вызвало определенные изменения в экономической жизни, но, видимо, не затронуло социальную структуру. Толчок к этим изменениям был дан жителями горных районов.