Хотя взгляды историков XX в. строились на теоретических и методологических основах, разработанных социал-эволюционистами и компаративистами (сторонниками сравнительно-исторического метода), современные исторические воззрения представляют собой нечто большее, чем простое продолжение и преемственность прежних взглядов. Увеличение объема наших знаний о прошлом благодаря проведенным за последние пятьдесят лет археологическим раскопкам, вместе с развитием бихевиоризма, привело к резким изменениям в традиционных взглядах на исторический процесс.
Историческая мысль в XX в.
В XX в. исследования по истории цивилизаций совершенно преобразились. Это произошло благодаря двум главным факторам. Первым фактором было широкое развитие археологических исследований: в течение XX столетия были раскопаны остатки более десятка древних цивилизаций, стершихся из человеческой памяти. Открытие этих цивилизаций прошлого усилило желание понять процессы их развития и упадка. Вторым фактором, преобразившим характер исследований по цивилизациям прошлого, были успехи бихевиоризма. Сегодня ученые-социологи уже не довольствуются лишь описанием исторических событий, а стремятся понять, как и почему происходят исторические изменения. По сравнению со своими предшественниками современные социологи отличаются более тонким пониманием влияния экологии, популяционных процессов и развития техники на процессы исторической эволюции. Кроме того, они имеют возможность применять новые методы анализа, пользуясь такими техническими новшествами, как компьютеры.
Прежде чем перейти к обсуждению конкретного вклада в историческую науку археологов XX в., интересы которых ориентированы на антропологию, уместно сделать обозрение взглядов виднейших в этом столетии исследователей истории цивилизаций: Шпенглера, Крёбера и Тойнби. Хотя Шпенглер писал в 20-е годы нашего века, его интеллектуальный подход ближе к XIX в. Его труды напоминают нам о том, что исторические исследования сами по себе представляют интеллектуальный континуум. Метод Шпенглера и его работы своими корнями глубоко уходят в традиции предшествующей научной мысли. Антрополог Крёбер и историк Тойнби являются родоначальниками новых направлений в стремлении разобраться в процессах, управляющих развитием и преобразованием цивилизаций.
По многим причинам Освальд Шпенглер (1880–1936) едва ли может быть назван историком XX в. Его материалы не организованы в терминах причинно-следственной связи или хотя бы в четкой исторической последовательности. Он возражал против применения любых методов, ведущих к пониманию истории, и был прямым противником позитивистов, стремившихся разработать законы и методы исторического анализа.
Шпенглер рассматривал историю как врожденную творческую способность (этот взгляд разделял также его знаменитый современник, историк сэр Исайя Берлин). Для Шпенглера «культура есть единство художественного стиля во всех проявлениях жизни народа» [181, vol. 1, с. 124]. Па вопрос, существует ли история как наука, Шпенглер отвечает с неумолимой прямолинейностью: «Истории как науки нет, есть только свойство угадывания (интуитивного понимания) того, что в действительности имело место. Для исторического видения фактические данные — это всегда символы» [74, с. 190].
По Шпепглеру, внутри каждой цивилизации происходил линейный процесс развития — это и было тем, что «в действительности имело место». Для описания этого процесса Шпенглер применил биологическую, или морфологическую, метафору: каждая цивилизация проходила стадии, аналогичные стадиям в жизненном цикле человека, — рождение, детство, юность, зрелость, старость и смерть. Рассмотрев семь крупнейших цивилизаций (египетскую, китайскую, семитскую, еврейско-арабскую, греко-римскую, западную и мексиканскую), он пришел к выводу, что средний жизненный цикл цивилизации составляет приблизительно тысячу лет. Наилучшее представление о взглядах Шпенглера дает, пожалуй, самая знаменитая его работа — «Упадок Запада»[5] (1926 г.), где он говорит о неизбежной гибели западной цивилизации.
Главное в шпенглеровском анализе западной культуры — это положение об аналитической одновременности событий различных веков и культур. Так, морфологически Наполеон оказывается подобием Александра Македонского. Шпенглер считал эту морфологическую сопоставимость не только незаменимым проводником в прошлое, но и верным помощником в предсказании будущего. Запад, говорил он, ждет своего Юлия Цезаря.
Шпенглер подверг резкой критике многих современных ему историков, «птолемеевой», как он ее назвал, системе исторического анализа он противопоставил «коперниковский» подход. «Птолемеевы» системы, будучи этноцентричными, объясняли историю с точки зрения западной цивилизации и считали культуру Запада неким центром, вокруг которого вращаются остальные культуры. Шпенглеровская система была «коперниковской»: он не признавал привилегированного положения античной или западной культуры по отношению к другим культурам.
Шпенглсровский подход был сравнительно-историческим в самом широком смысле. Рассматривая каждую цивилизацию во всей ее целостности, он стремился выделить в ней gestalt — характерную для этой культуры общую форму и стиль. Удивление вызывают методы, которыми пользовался Шпенглер для определения цивилизации. Собственно говоря, у него не было никакого метода. Он считал, что понимание истории — это «врожденная» способность, «творческий» акт. Подобный подход был прямо противоположен позитивистским идеям, которые со времен Конта занимали главенствующее положение в исторических теориях. Шпенглер писал: «На месте пустой выдумки об одной линейной истории, которую можно поддерживать, только закрывая глаза на подавляющее множество фактов, я вижу драму целого ряда могучих культур, каждая из которых с первозданной силой возникает на почве материнского региона и в течение всего жизненного цикла остается крепко с ним связанной. Материал каждой культуры, ее люди, отпечатывается на ее собственном образе, в каждой есть свои идеи, свои страсти, свои жизнь, воля и слабости, своя смерть» [181, с. 194].
Шпенглеру не удалось создать волнующую воображение полноценную картину gestalt каждой цивилизации. Его интуитивной философии истории, насыщенной релятивизмом, пессимизмом и детерминизмом, недоставало метода. Взгляды некоторых других крупных историков XX в. представляют волну часто диаметрально противоположных друг другу направлений исторической мысли.
Американский культурный антрополог Альфред Крёбер (1876–1960), подобно Шпенглеру, был увлечен исследованием цивилизаций. «Здравый смысл требует, — писал оп, — чтобы мы приняли цивилизации как естественно данные в истории единицы» [111, с. 820]. Однако, по мнению Крёбера, здравый смысл не может быть адекватным методом анализа. Необходим более точный аналитический подход к осмыслению цивилизаций. Такой подход выдвинут Крёбером в его сочинении «Конфигурация культурного роста» (1944 г.).
В отличие от Шпенглера, Крёбера интересовал не столько gestalt всей цивилизации, сколько ее отдельные составляющие. По Крёберу, все культуры состоят из одних и тех же составляющих элементов, которые он назвал «чистыми системами». Такими «чистыми системами» являются, например, язык, изящные искусства, религия, наука, этика и т. д. «Чистые системы», будучи сопоставимыми в разных культурах, абсолютно взаимозависимы в рамках каждой цивилизации: отдельные цивилизации могут быть поняты только как комплексные системы.
Крёбера интересовало определение моделей культурного развития, и разбивка каждой цивилизации на «чистые системы» обеспечивала метод для такого анализа. Этот метод предусматривал количественное определение достижений разнообразных «чистых систем» в рамках различных цивилизаций. Исследования Крёбера показали, что некоторые элементы культурного роста имеют циклические структуры, которые могут быть использованы для определения темпа, пика, продолжительности и уровня культурного роста.