философ Сенека, историк Тацит, автор биографий первых 12 Цезарей историк Светоний и сатирик Ювенал. Их сочинения на много столетий определили оценку императоров I в. н. э. и современного им общества. Первые рисовались обезумевшими от неограниченной власти деспотами, общество же представлялось как состоящее из развращенного плебса и льстивых, доносящих друг на друга сенаторов, среди которых были лишь отдельные герои, решавшиеся выразить свой протест молчанием, когда другие превозносили «тиранов». Особую ненависть, сената снискал Нерон, усыновленный Клавдием сын от первого брака его жены, честолюбивой и властной Агриппины, отравившей мужа, чтобы с помощью преторианцев возвести на престол Нерона. Сначала под влиянием своего воспитателя Сенеки он правил в согласии с сенатом, но затем сказались его низменные пороки. Он убил свою жену, дочь Клавдия Октавию, а потом, тяготясь опекой матери, подослал убийц и к ней. Когда сенат униженно приветствовал убийцу собственной матери, Нерон будто бы воскликнул: «До сих пор еще ни один принцепс не знал, как далеко он может зайти!» Заговор против него, открытый по доносу раба, дал повод к массовым репрессиям, казням и конфискациям. Ревнителей «нравов предков» возмущало пристрастие Нерона к поэзии, музыке и театру. Нерон сочинял стихи и песни, выступал на сцене, ездил по Греции с артистическим турне, упиваясь лестью зрителей. Он выстроил себе роскошный дворец, «золотой дом», и отстраивал Рим, сильно пострадавший от пожара летом 64 г. По слухам, пожар учинил сам Нерон, и, чтобы прекратить вызванные этими слухами волнения, вину свалили на появившихся в Риме христиан и жестоко с ними расправились. В 68 г. восстали Галлия, Испания, Африка. В союзе с местным населением действовали стоявшие в провинциях войска, выдвигавшие своих претендентов на престол. Нерон был низложен, началась гражданская война, победу в которой одержал Тит Флавий Веспасиан, человек незнатный, но опытный полководец, в то время подавлявший начавшееся в 66 г. восстание в Иудее (окончательно оно было разгромлено его сыном Титом). Армия Веспасиана захватила Рим, и сенат утвердил его императором. Одновременно его полководец Петилий Цереалис подавил восстание в Галлии. Веспасиан вводит в сенат таких же выходцев из италийских городов, каким был он сам (он был родом из Реаты), но и ему приходилось сталкиваться с сенатской оппозицией. Отношения особенно обострились при его сыне Домициане. Возобновились репрессии, награждались доносчики из свободных и рабов, возобновились процессы по «оскорблению величества». В 96 г. Домициан был убит, объявлен «тираном» (что вело к отмене его постановлений, уничтожению его статуй и даже имени в надписях). Императором стал ставленник сената Кокцей Нерва. Началась новая эпоха, известная в сенатской историографии как «золотой век Антонинов» (династия была названа по имени одного из ее представителей, Антонина Пия, и включала кроме Нервы Траяна, Адриана, Антонина Пия, Марка Аврелия и Коммода). Но действительно ли был столь мрачным период правления Юлиев — Клавдиев и Флавиев? Каков был истинный характер этой эпохи? Отвлекаясь от личностей императоров, нельзя не признать, что тогда в различных сферах жизни был достигнут значительный прогресс. Многие же обвинения сенатской оппозиции были вызваны ее узкокорыстными интересами и консерватизмом. Она требовала продолжения жесткой политики в отношении провинций. При Клавдии была покорена и обращена в провинцию часть Британии, где уже сложилась проримская партия, на которую можно было опереться. То была эпоха широчайшего развития рабовладельческого способа производства в Италии, быстрого его распространения в западных провинциях. Высшие провинциальные слои вливались в римскую знать, осваивали римскую культуру и сами вносили в нее свой вклад. Романизации провинций способствовала политика императоров I в. н. э. Они искали компромиссов с провинциальной знатью: галлы были допущены в сенат, в Британии после подавления вспыхнувшего там восстания местные верхи стали приобщаться к римскому образу жизни, не понимая, по словам Тацита, что любовь к римской роскоши делает их рабами. Испанским городам Веспасиан даровал латинское право, а это значило, что все магистраты города становились римскими гражданами. Некоторые перспективы открывались и перед простыми людьми: отслужив 25 лет во вспомогательных воинских частях, они выходили в «почетную отставку», получали с семьей римское гражданство, земельный надел и освобождение от податей. Такие ветераны становились надежными проводниками романизации и римской политики. Немалую роль играли и аграрные мероприятия принцепсов. В общем они старались поддерживать мелкое и среднее землевладение. Конфискованные земли знати они делили на участки между новыми владельцами, возвращали общинам захваченные частными лицами общественные земли, стимулировали освоение новых земель, составление земельных кадастров и т. д. Их политика встречала поддержку средних и мелких собственников. То было время, когда в синтезе римской и эллинской культур римский компонент еще играл значительную роль именно благодаря приверженности ему слоев, составлявших главную опору империи в I в. н. э. Хотя экономика провинций оживлялась, в самой Италии стали намечаться признаки кризиса рабовладельческого сельского хозяйства. Как показал В. И. Кузищин, в это время сложилось несколько типов имений: близкие к городу виллы, ориентированные на городской рынок; виллы, удаленные от городов и ведущие натуральное многоотраслевое хозяйство; латифундии с экстенсивными методами, совмещавшие земледелие, скотоводство и ремесло в различных мастерских, и т. п. Теоретиком рационального сравнительно большого имения (но не латифундии) был Колумелла, доказывавший, что при соблюдении всех правил агрономии и при верной организации труда рабов такая вилла мажет давать доход не меньший, чем ростовщичество (6%). Однако сам трактат Колумеллы демонстрировал практическую неосуществимость его идей. Уровень развития производства требовал инициативных и высококвалифицированных работников (по подсчетам современных историков, римские авторы упоминают более 40 специальностей сельских рабов). Но, по мнению Колумеллы, именно такие работники были ненадежны и склонны к мятежу: хороший, стоящий 8 тыс. сестерциев виноградарь благодаря знаниям строптив и непокорен, его надо выгонять на работу в колодках, а на ночь запирать в домашнюю тюрьму — эргастул. Естественно, что в таких условиях увеличивалось число надсмотрщиков, на которых шла значительная часть прибавочного продукта. В удаленных имениях, где рабы пользовались относительной свободой, имели свои хижины, семьи, несколько голов скота, положение было лучше, но связь с рынком оставалась слабой. В латифундиях попытки использовать сотни закованных рабов приводили к колоссальным расходам на управленческий аппарат. Практики искали выхода в разных направлениях: сдавали часть земли виликам или мелкими участками арендаторам-колонам. За фиксированную (денежную или натуральную) или издольную ренту сдавали часть мастерских, образовывали товарищества (порой из отпущенников одного патрона), между членами которых делили производство, старались заинтересовать квалифицированных рабов, давая им в пекулий лавки и мастерские с инвентарем и рабами, предоставляя самостоятельно вести дело. Теоретики, например Сенека, предлагали перестроить отношения между господами и рабами по образцу отношений между патронами и клиентами. Плиний Старший считал, что надо вернуться к мелким хозяйствам, для ведения которых достаточно сил небольшой фамилии. Поэты и писатели пропагандировали взаимную любовь господ и рабов. Однако кризисные явления нарастали. Заинтересовать всех рабов было невозможно, распространение же аренды часто только удорожало производство. Рабы продолжали ненавидеть господ, убегали, убивали хозяев, несмотря на неуклонное соблюдение Силанианского сенатусконсульта. Кризис раньше всего проявился в старых рабовладельческих районах Италии. Напротив, бывшая Цизальпинская Галлия, где еще оставалось много крестьян, а в крупных имениях преобладали колоны, процветала. Оттуда набирались преторианцы и легионеры, оттуда в конце I в. н. э. происходили многие сенаторы. Сенатская оппозиция скорбела об «утрате свободы», прославляла Брута, Кассия, Катона. На деле свобода в обычном понимании этого слова не стеснялась. При обязательном отправлении императорского культа каждый мог верить в любых богов, следовать идеям любого философского учения. Однако во всех слоях общества росла зависимость низших от высших и недоверие, с которым последние относились к любой неординарной личности. Господин не доверял знающим рабам; императоры боялись, как бы образованные, популярные сенаторы не стали их соперниками; положение простых людей характеризовалось ходячим афоризмом: «Опасно низкопоставленному превосходить других в искусствах». Никто не был уверен в завтрашнем дне. Немилость императора, патрона, господина, тяжба, донос могли сразу лишить человека всего, чего он достиг. Модной стала лесть, искали милости высших, скрывали свои мысли, что ранее было уделом только рабов. Все это порождало у людей, не мирившихся с создавшимся положением, стремление сохранить хотя бы духовную свободу, внутреннюю независимость. Ответов искали в философии, в первую очередь в стоицизме, виднейшими представителями которого были Сенека и бывший раб Эпиктет. Стоицизм, развившийся при монархических режимах эллинизма, теперь стал более близок римлянам, чем раньше. От греческих философов классических времен, включавших в философию теорию мироздания, логику, диалектику, политику римских стоиков эпохи империи отличала ориентация отчасти на политику в форме разработки теорий о том, каким должен быть совершенный монарх, и главным образом на этику, т. е. учение о том, как должен жить человек в условиях, когда существует вечная, как космос, Римская империя. Естественнонаучные теории греков в эклектической, как бы усредненной форме принимались как раз и навсегда данные, без обсуждения. Сенека, правда, написал «Вопросы природы» о некоторых явлениях — землетрясениях, грозах и т. п.— и нередко повторял, что изучать природу гораздо полезнее, чем воспевать «разбои Филиппа и Александра», но в целом уделял науке мало внимания. Эпиктет же считал, что книг и так написано слишком много и философ должен не столько теоретизировать, сколько подавать пример собственной жизнью. Идеалом для него был киник, отказавшийся от материальных благ и привязанностей и занятый лишь поучением людей. Если философы классической Греции и многое позаимствовавший у них Цицерон в своих теориях отражали психологию граждан, ощущавших свою причастность к жизни гражданской общины, то философы времен империи, особенно стоики, были выразителями психологии подданных, обязанных повиноваться, но духовно отчужденных от государственных интересов. Такое отчуждение, несмотря на все усилия официальной пропаганды, было особенно сильно в низах. «Когда меняется принцепс,— писал баснописец отпущенник Федр,— для простого человека не меняется ничего, кроме имени господина». Но оно все более проникало и в высшие классы, непосредственно не занятые управлением Римской империи. Стоики учили, что мир един, пронизан мировым разумом, мировой душой, соединяющими все сущее единым справедливым законом. Человек должен им повиноваться, исполнять свой долг, ничего не осуждать, не пытаться изменить, не роптать, так как сопротивление бессмысленно, а иго ранит противящегося более, чем повинующегося. Внешнее индивиду не подчинено, но оно не имеет значения; значимо только внутреннее «я», внутренняя добродетель, неизменно сохраняющаяся при всех переменах судьбы. Эпиктет подчеркивал, что свободен может быть только человек, независимый от материальных благ. Нашим господином, говорил он, всегда будет тот, кто властен дать нам или отнять то, чего мы желаем. Презирающий богатство, почести, не имеющий ни желаний, ни привязанностей может отдать свое тело и самую жизнь тирану, но не должен позволить ему управлять своими суждениями. Мудрый должен поручить себя богу и жить по его законам, тогда ему не страшны земные владыки. В I в. н. э. стоиков, близких к оппозиции, репрессировали. Антонины же, возможно, оценив значение проповеди повиновения властям, им покровительствовали. Эпикурейство, напротив, хотя и имело сторонников, теряло популярность. Эпикурейские эпитафии, призывавшие радоваться жизни, ибо после смерти уже ничего не будет, становятся все более пессимистичными, в них делается упор на неизбежный конец, на безнадежность. Вместе с тем крепла не свойственная прежде римлянам вера в бессмертие души. В эпитафиях выражалась надежда, что душа покойного за его добродетельную жизнь наслаждается блаженством в Элизии в обществе богов и сама становится божеством. Среди высших классов распространяются мистерии и культы Диониса, Изиды и Озириса, позже Митры. Посвященные в мистерии надеялись постичь тайны мироздания и обрести бессмертие. Императоры поощряли такие культы. Так, Клавдий поощрял культ Кибелы, в честь которой учредил праздник, посвященный смерти и воскрешению Аттиса. Торжества сопровождались молениями за императора, сенат и народ, процессиями и сперва трауром по Аттису, затем весельем. По словам Плутарха, участвуя в таких процессиях, и простой человек, и рабыня возвышаются душой и осознают себя личностями. Однако народ оставался верен римским богам, особенно тем, которые менее всего были связаны с официальным культом, например Сильвану, лесному божку. В глазах плебеев и рабов он вырос в могучего бога-творца и вместе с тем считался помощником тружеников. Популярен был и Геракл, особенно чтившийся киниками, отвергавшими официальные ценности, прославлявшими очистительную силу труда, обличавшими богатых бездельников. Поиски бога, подававшего пример собственной жизнью, гаранта бессмертия, более могучего, чем все земные тираны и господа, становились все более интенсивными. Вместе с тем еще не погас живой интерес к научному, рациональному объяснению природы, ее изучению. Плиний Старший на основе 2 тыс. трудов греческих и римских авторов составил энциклопедическую «Естественную историю», включавшую все области тогдашней науки — от строения космоса до фауны и флоры, от описания стран и народов до минералогии. Характерно, что в отличие, например, от Аристотеля Плиний не стремился связать науку с философией, зато при каждом удобном случае обличал страсть своих современников к роскоши и излишествам. Сам Плиний, одержимый жаждой знаний, отправился к извергавшемуся Везувию, погубив– шему Помпеи и Геркуланум, и погиб там 24 августа 79 г. н. э. Во II в. н. э. жили такие корифеи античной науки, как Птолемей, создавший всемирно известную геоцентрическую систему, труды по оптике, математике, географии, составивший каталог более 1600 звезд, врач Гален, ставивший опыты на животных и вплотную подошедший к открытию значения нервов для двигательных рефлексов и кровообращения. Развивалась строительная техника, позволившая осуществить такие сооружения, как Колизей Флавиев, полуторакилометровый мост через Дунай при Траяне и др. Усовершенствовалась механика, употреблялись грузоподъемные механизмы. По словам Сенеки, «презренные рабы» каждый раз изобретали что-то новое: трубы, по которым шел пар для нагревания помещений, особую полировку мрамора, зеркальные черепицы. Распространяется искусство мозаики; даже в домах на Рейне в окна вставляется стекло. Однако строй, базировавшийся на античной общине и ее принципах, тормозил развитие изобретательства. При Антонинах особого расцвета достигают провинции. Из Испании были родом Траян и Адриан, из Галлии — Антонин Пий. За счет уроженцев западных и восточных провинций, начинавших играть все большую роль в жизни империи, пополняется сенат. В нем уже немного оставалось старых аристократических семей, что способствовало исчезновению сенатской оппозиции при Антонинах, тем более что они отказались от политики ограничения роста крупного землевладения. Высшие классы считали их идеальными правителями, а время их правления — золотым веком. После смерти все они были обожествлены. Траян рисовался смелым завоевателем Дакии, противником тиранов, учредителем фонда помощи бедным детям, организатором великолепных зрелищ и угощений для народа. Адриана считали покровителем ученых, литераторов, художников. Он и сам бравировал своим демократизмом: ходил пешком по Риму, разговаривая со встречными. Антонин Пий представлялся образцом благочестия. Марк Аврелий был тем философом на троне, о котором мечтали и греки, и римляне. В эту эпоху значительно укрепились экономические связи между отдельными областями империи. Испания вывозила металлы, оливковое масло, изделия из рыбы; Италия — вино, керамику, продукты италийского ремесла и художественных промыслов; Африка — зерно, оливки; Малая Азия и Сирия — ткани, ювелирные изделия, предметы искусства. Росли такие экономические и культурные центры,