Воины согласно закивали.
– Правила священны, и я подчинился им. Потому Городской стал нашим другом. Я привез его и дал приют, а когда Городской заболел, его дочь сказала, что не оставит отца в беде. И попросила полететь на моем драконе и раздобыть лекарств. Она сказала, что знает, где хранятся лекарства. И дракон мой ей подчинился. Он стал послушным ее рукам, он признал в ней Всадника. И я подумал, отцы, что души Городских были душами Всадников и потому они решили покинуть свои Города, ибо Городских я встретил на ничьей земле, в лесах. Мой дракон подчинился Мэй, и она добыла лекарства. И если у кого-то близкие страдают лихорадкой, мы можем помочь. Лекарства подняли ее отца за одну ночь. И теперь, отцы клана, я хочу взять в жены Мэй, у которой душа Всадника. Мы выведем дракона на Празднике Посвящения, и Мэй станет им владеть.
Люк еще раз поклонился.
Взоры отцов клана обратились к Мэй. Они рассматривали ее пристально, сурово, подозрительно. Поначалу никто ничего не говорил, и тишина нарушалась лишь треском пылающего костра. Но чуть позже один из отцов сказал:
– Дракон ей подчиняется, так?
Люк повернулся к Мэй и попросил:
– Подойди к Енси и положи ладонь ему между глаз.
Мэй уже проделывала такое сегодня утром, когда отец осматривал Енси. Ей показалось, что это успокоит машину, потому она поглаживала его морду и почесывала лоб. Просьба не показалась странной или непонятной. Она направилась к машине, и отцы двинулись за ней.
Это пугало – то, что суровые, строгие, свирепые мужчины следуют по стопам лохматой девчонки, уставшей от жары, беспокоящейся о будущем и абсолютно бестолковой во всем, что касалось войны и боя.
Мэй приблизилась к Енси, тот открыл глаза и приветливо хрюкнул. Мэй поднялась на цыпочки и погладила черную морду, после провела рукой между глаз, и дракон покорно прикрыл веки.
– Га! – громко и энергично выдали отцы клана.
После они повернулись и удалились к костру и стене.
Люк последовал за ними, и Мэй направилась туда же. Ну что? Они поверили?
Отцы клана молчали какое-то время, словно обдумывали увиденное, после один из них уточнил:
– Ты женишься на Мэй с душой Всадника?
– Я беру ее в жены. Она моя невеста. Разве я не старший мужчина своей семьи? И разве не пришла пора мне позаботиться о будущих детях?
– Га! – тут же отозвались остальные.
– Что же, братья и отцы, – произнес тот самый воин, что начал говорить первым и на груди которого скалился в злобной усмешке темно-синий дракон, – мы видели небывалое. Но разве Настоящая Мать не вправе творить небывалое? Люк – сильный мужчина, и он ни разу не подводил нас. Коварные Вурноги пытались завладеть его платой, но мальчики семьи сумели ее отстоять, двое против нескольких. Разве это не говорит о том, что мать Люка производит на свет храбрых мужчин? И разве мы должны потерять семью Гайенов? Если мы не дозволим Люку оставить у себя плату и взять жену, кто будет участвовать в будущих охотах? Кто оставит после себя потомство?
Остальные воины молчали, наклонив головы в знак почтения говорившему.
– Я вижу храброго воина и храбрую воительницу. Это делает честь и Люку, и его семье, – продолжал воин с драконом на груди.
– Но женщины не летают на драконах, – вдруг подал голос другой воин, и его хриплый низкий голос был полон звенящей ярости.
– Ты прав, отец Зик, женщины не летают на драконах. Женщины Всадников не летают. Но женщины Городских более сильные и более храбрые. Они не боятся высоты. И вы сами это знаете.
– Но сумеет ли женщина-воин произвести потомство? Оставит ли она после себя детей?
– Мы дадим им шанс. Будет ребенок – Люк останется с девушкой из Городских. Не будет ребенка – возьмет новую жену.
– Но плата останется у них! – сердито рявкнул тот, кого называли Зик.
– Плата останется в семье. Разве дед Люка не был моим наставником? Разве не добыл он плату в честном бою с Вурногами? Разве он не был храбрым и сильным воином? Плата останется в семье, и в день Посвящения Люк выведет дракона. У него есть Всадник, которого выбрала Настоящая Мать, которому подчиняются все драконы. Разве вы не поняли?