- Экая ты беспокойная, - зафыркал он, недовольно вертя головой и неуклюже выбираясь из колонны света.
Эль отпустила рожки и осмотрелась. Вокруг лежал, казалось бы, все тот же северный край: снег, елки, знакомые скромные соцветия на низкорослых кустиках. И все же это был не Скайрим. Огромные мрачные статуи обращали к ней свои пустые лица, прятавшиеся под капюшонами, и на их каменные головы проливался яркий свет, в котором играли все цвета радуги. Она подняла голову к небу и увидела облачную воронку, где лучилось невыносимое сияние. Отчасти это было похоже на черную дыру Каирна, но, конечно, навевало совсем иные настроения.
- Можешь с меня слезть, - намекнул Вультурьйол, тряхнув шеей.
Эль отвлеклась от созерцания небес и стала неуклюже сползать на землю. Кататься на драконе оказалось совсем не так удобно, как летать самой, хотя, возможно, тут сказывался и ее малый опыт езды верхом.
- Этериус, - сообщил Вультурьйол, задрав голову вверх, к свету.
- Так, значит, это и есть Совнгард, - огляделась Рыцарь-Дракон, видавшая в своей жизни и Залы Душ, и Гипнеротомахию. - Не впечатлена.
- Я был бы очень разочарован, если бы Совнгард тебя впечатлил, - съехидничал он. - Примитивный загробный садик для глупых смертных, вот что это такое. Ах да. Еще тут есть изба с бренчалками и бычком. Для наших учеников он был бы адом. Хотя некоторые из них именно ада и заслуживают, - зловредно сощурился он.
- Я абсолютно уверена, - угрюмо нахмурилась она, - что ты сейчас говоришь о Харконе.
- Я говорил о Мираке, - поморщился дракон. - Но у тебя все мысли заняты лишь одним. Konahrik… От прежнего титула остался лишь обрывок. Впрочем, изломанной душе - изломанное имя.
- Вовсе она не изломанная, - обиделась Эль. - У меня прямо сейчас имеются при себе кусочки. Они замечательные.
- И одно лишь это, - поучительно сообщил он, - говорит о том, что душа разделена. Кусочки, говоришь? - дракон хищно пригляделся и даже начал подбираться ближе.
- Не отдам, - повернулась она боком, заслоняя руками сердце, вблизи которого, вполне вероятно, и хранилось доверенное ей сокровище.
- А если я очень попрошу? - медовым голосом проворковал Вультурьйол и потянулся еще ближе. - Я ведь не понаслышке знаком с драконьими душами… я знаю обиход, я их сберегу…
- Нет, - хмуро отвечала Эль. - И обсуждения не будет. Их доверили мне, а доверие - слишком редкая вещь, чтобы им бросаться. И уж тем более отдавать тем, кто обзывается!
Она возмущенно глянула на наглого ящера, а потом вспомнила слова Рагота: “Всех нас как-то звали…”
- Изломанное имя, - повторила она слова Вультурьйола. - А как его называли прежде?
- По-разному, - шевельнул тот крылом. - Если поискать, можно даже найти исторический памятник, - фыркнул он насмешливо, кося на нее бессовестным глазом. - И ты его находила.
- Уж лучше спрошу у самого Харкона лично, - совсем надулась Эль. - Даже он отвечает на вопросы охотнее тебя… И кстати! Вы ведь поговорили, - снова насела она. - Он сказал, ты дал ему совет.
- Хм, - завозился дракон, строя глазки, - может, и дал. Не то чтобы он в нем действительно нуждался. Иногда болезнь должна пройти весь свой курс, чтобы завершиться излечением.
- Звучит обнадеживающе и все же фатально, - нахмурилась Эль. - А прямо говорить ты можешь? Вот так, чтобы без метафор, по существу?
- По существу, - добродушно хмыкнул он, не разгневавшись на это дерзкое требование, - могу сказать, что вопросы доверия - одни из самых тонких вопросов в мире. Ты столкнулась с настоящим доверием, добровольным и осознанным. Надеюсь, ты вынесешь этот груз.
Эль потянулась к груди, будто заново ощутив внутри обрывки драконьей души, отвоеванные в Каирне. Разве это груз?..
- Но куда чаще, - болтал тем временем дракон, - встречается простое нежелание видеть зло. Люди проявляют бдительность. Они остерегаются, приглядываются, опасаются, но на деле они лишь думают, что не доверяют. Они не хотят представлять себе всей тьмы тех, кто рядом. Мало ли ты сама скрыла от Довакина?
- Порядочно скрыла, - признала она. - И теперь хочу это исправить. Иначе может случиться непоправимое.
- А что можно сделать, если непоправимое уже случилось? Что ты сделаешь, если оно случилось тысячи лет назад?
Эль уставилась на него с открытым ртом, но быстро обрела прежнюю уверенность.
- Зависит от ситуации. Любой подход - всего лишь точка зрения, - заявила она.
Дракон заухмылялся, довольно перетаптываясь.
- Скорее степень зрелости, - изрек он. - А наш Довакин, увы, слишком молод. Его предупреждали неоднократно, но ему не суждено разглядеть зло и не суждено исправить ошибки - ни свои, ни чужие. Он всего лишь орудие судьбы. И, конечно, Древних Свитков. Они именуют его последним Драконорожденным. Но и на это он внимания не обратил, юный дурень.
- Что уж так-то, - укорила его Эль. - Любите вы героев обзывать дурачьем.
- Мы признаем героев, когда видим их, - пожал крыльями Вультурьйол. - Но кто сказал, что герои не могут оказаться дурачьем? Обычно эти свойства идут рука об руку.
Эль вспомнила свои приключения с Игерной и поневоле согласилась, хоть и с ужасной неохотой. А ведь Патриарх, который не мог не знать, что за пакость сидит в ее голове, даже словом об этом не обмолвился - только сонно рассуждал о том, как незначительно все, что творит человечество. Наверное, он тоже назвал бы ее дурачьем. Любя, конечно.
- Возможно, герои не творили бы столько глупостей, если бы драконы объясняли им чуть побольше, - сказала она. - Будь вы откровеннее с Довакином, могло бы все пойти иначе?
- Всегда есть вероятность, что все пойдет иначе. Но иначе - не значит лучше, - наставительно сообщил он. - Вот и сейчас мир до сих пор существует благодаря одному-единственному дурню. Немалое достижение. Партурнакс и не верил, что у него окажется столько сил.
- Лейф волнуется, - сообщила она, нахмурившись. - Он не понимает, что именно произошло с Алдуином.
- Ах, - заухмылялся дракон, насмехаясь над ее серьезностью, - эта прелестная уверенность малышни, что они способны понять все-все-все. И в первую очередь - тонкости мироздания. Лейфа волнует Алдуин? Что ж, неудивительно. Алдуин - первенец Акатоша, его дитя, но некоторые дети - это тень своих родителей. И иногда эта тень густа как ночь. Задача Алдуина - обновлять мир, а это не всем нравится.
- Так он вернется?
- Разумеется. Когда придет время. Древние Языки ранили его с помощью Кель, а последний Довакин освободил его душу от покалеченного воплощения. Теперь Алдуин сможет возродиться во всей необходимой силе.
Провокация, подумала Эль. Коварный первенец нарочно завлек героя в Совнгард. Лейф говорил, что и Алдуин и Мирак вели себя одинаково: оскорбляли и заманивали в определенное место, чтобы провести там бой… а теперь и Харкон делает то же самое.
Но вслух она сказала иное:
- Алдуин считал, что брат его предал. Так почему он не прикончил его сразу, как вернулся?
Вультурьйол испытующе посмотрел на нее.
- Это не было предательством, - с достоинством ответил он, помолчав. - Они разошлись в мнениях, а это не преступление. Алдуин пришел к выводу, что люди безнадежны. Партурнакс считал иначе. Но потом он смотрел на них тысячи лет.
- Понятно, - вздохнула Эль.
Расспрашивать дальше не было необходимости. Веками и эпохами старый дракон ждал, когда в мире прибудет разума и гармонии, а видел бесконечные войны, глупость, страх и море лжи. И когда Алдуин возвратился, Партурнакс сказал ему: “Братец, ты был прав.”
Вультурьйол задумчиво помалкивал, подняв голову к сиянию в облаках. Эль проследила за его взглядом и спросила:
- Что такое Совнгард? Почему Алдуин выбрал именно это место, чтобы сразиться с Довакином?
- Чтобы понять, что такое Совнгард, надо понять, что такое Шор, - неторопливо произнес Вультурьйол. - Если Акатош - это бог времени, то Шор - это великое “может быть”, которое лежит за временем. Он скрепляет в себе смертное и божественное, и так же скрепляет их Совнгард, пролегая между мирами, соединяя Мундус и Этериус. Алдуин не выбирал Совнгард, он просто застрял между бренным и вечным. Покалеченный, полубезумный и уже лишь полубессмертный, он был изгнан в последний исход, но даже в эти времена он мог пребывать главным образом здесь.