– Я человек прямой. – В его низком голосе звенела гордость, но и извиняющаяся нотка в нем тоже звучала. – Мадам, если вы встречали кого-то из этих преступников, то, я уверен, сумеете опознать их без наших подсказок, кто тут давно, а кто – недавно.
Другими словами, он не стал сужать ее выбор, испытывая Ребекку в той же мере, что и узников. И это, конечно, все усложняло. Если она ошибется с предполагаемым злоумышленником, Эрик будет об этом знать и, хуже того, может даже начать следствие в отношении ее самой.
Если она хочет остаться вне подозрений, ей следует правильно выбрать мнимого виновника своих страданий. Она могла бы чарами внушить Эрику, чтобы тот ей поверил, но знала из опыта, что ложь всегда начинает жить своей собственной жизнью и влечет за собой новую, еще большую ложь.
Ребекка посмотрела на людей в камере. Можно ли сделать какие-то предположения на основании того, кто из них менее грязен? Заметить разницу было непросто. А потом она, к собственному восторгу, осознала, что одно лицо действительно ей знакомо… с того самого вечера, когда она убила человека из повозки и его жену. На этом смуглом лице сверкали яркие зеленые глаза, а левая рука их обладателя была обвязана грязной тряпицей. Эту руку, припомнила она, сломал Элайджа, когда его окружила банда Соломона – шестеро на одного.
– Вот этот, – сказала она уверенно, сопровождая слова жестом, – это он на меня напал. Я его лицо всюду узнаю.
Эрик казался довольным, но оборотень за решеткой бросил на нее убийственный взгляд.
– Эта сука лжет, – прорычал он, бросаясь вперед и хватаясь за разделяющие их прутья. Ребекке почудилось, что по зелени его глаз разливается какая-то желтизна.
Она вцепилась в руку Эрика и для верности прижалась бочком к его боку.
– Это он, – прошептала она, и ее наигранный страх подтолкнул капитана к действиям.
Он развернул Ребекку к выходу, захлопнул дверь у них за спиной и жестом подозвал Феликса. Ветер подхватил серое платье Ребекки, закрутив юбку вокруг ног.
– Приведи ко мне в палатку того, что со сломанной рукой, – приказал Эрик. – Мне надо его допросить, а потом я сам с ним покончу.
Феликс резко отдал честь и, прежде чем подчиниться, бросил на Ребекку еще один долгий взгляд. То ли ревновал к тому, что она столько времени проводит с капитаном, то ли беспокоился, как бы она не стала доверенным лицом Эрика вместо него самого. Если так, то, наверно, самым мудрым с его стороны было бы выполнять свои обязанности более четко и старательно, чем когда-либо прежде. Видимо придя к тому же заключению, Феликс вытянул из своего сине-красного мундира связку ключей и зашагал обратно к тюрьме.
Так, значит, капитан может допрашивать и казнить заключенных.
Ребекка могла только догадываться, в какое замешательство приведут оборотня вопросы Эрика, однако была уверена, что тот не скажет ничего, что можно было бы ей инкриминировать. Даже самый последний член клана отвечает за то, чтобы люди не узнали о существовании ему подобных, а оберегая свою тайну, пленнику придется хранить и ее секрет. Какая удача, что любой вервольф скорее умрет, чем выдаст своих! Потому что этому оборотню предстоит умереть. И поделом.
Пока сопротивляющегося оборотня выводили из тюрьмы, Эрик нагнулся и поднял что-то с земли. Это была ветвь дерева, и Ребекка задохнулась, когда эта ветвь задела ее колени. Эрик разломал ее пополам и поднял одну половинку к свету, и вампиресса поняла, что он сделал. Это был кол.
Ребекка внезапно почувствовала, как теснит ей грудь. Что Эрик хочет сделать с этим колом? Кол годится лишь для одной цели – убивать таких, как она. Милейший капитан Моке вдруг стал куда меньше походить на чудаковатого исследователя, интересующегося оккультизмом, и куда больше – на неопытного охотника на вампиров. Ребекка поспешила обратно в тепло палатки, чтобы не оказаться ни во что втянутой.
Прежде чем она высунулась оттуда, услышав какие-то звуки, прошло несколько часов. Четыре солдата тащили безжизненное тело оборотня к краю лагеря. Даже издалека, даже в опустившейся на протоку темноте она была уверена, что видит торчащую из левой стороны груди оборотня обломанную ветку.
Глава 7
Выросший перед ним величественный трехэтажный дом принадлежал семье Леше, Клаус был в этом уверен. На то, чтобы его найти, ушло полночи, но он все равно не смог бы заниматься чем-то другим. На уме у него была одна лишь Вивианн. Он крепко сжал кулаки, ощущая на ладонях твердые участки, – это были мазки подсыхающих красок. В попытке забыться он занялся было рисованием, которое обычно успокаивало и увлекало его, но каждый холст, которого касалась его кисть, становился тусклым и безжизненным. Весь мир стал тусклым и безжизненным, потому что вдохнуть энергию в его бесконечные ночи могла лишь Вивианн – ее облик, ее запах.