И еще одно, Сережа,- он опять вспомнил о ночном "разговоре",- давай не будем больше исчезать друг для друга. Поздновато все-таки". "Город - это ловушка", - едва слышно прошептал Сергей.
В момент, когда он хотел ответить, какая-то другая мысль, вызванная именно последней фразой Сергея, вытеснила готовый ответ, но сама тут же пропала. Он не заметил, как Александра вернулась и теперь сидела с ним у постели, наклонив голову, упавшие волосы закрывали лицо. "Он спит",- сказала она. "Прекрасно, что он заснул без инъекции,- сказал врач.- Думаю, вы подействовали на него успокаивающе". "Я знаю, что мои слова обладают снотворным действием,согласился Август.- И в дальнейшем в случае нужды предоставляю себя в ваше распоряжение. Безвозмездно, разумеется".
Доктор не был расположен шутить. Он только сейчас получил новую информацию электронных датчиков и анализов - ситуация снова ухудшилась. Также неожиданное ухудшение состава крови. Переливание пока исключено (он не будет объяснять - почему). Через полчаса утренний обход и доклад главному кардиологу. Сейчас им лучше уехать. Обо всех изменениях им будет сообщать сестра. Вечером они смогут опять его навестить, если, конечно, сестра не вызовет их раньше.
В машине она опять греет пальцы у него на груди. "О чем ты думаешь, мой дорогой?" - "В самом конце разговора с Сергеем мне пришла в голову мысль, которую я тут же потерял. О-о! Нашел!" - "Скажи скорее!" - "Нет, я, пожалуй, подожду". Потом он был очень доволен, что тогда подождал.
Когда они вернулись, было еще раннее утро, и они проспали до одиннадцати. За кофе Вебстер сказал, что теперь им не стоит начинать, поскольку у него есть другое дело, в котором ему будет необходима помощь Александры, да и Август вчера предупредил, что будет занят после одиннадцати. Они вернутся к прерванной работе часа в четыре.
Дойти до развилки с узкой, ответвляющейся влево тропинкой было делом десяти минут. Еще двести шагов, и он окажется перед домиком с глазом-иллюминатором. Да вот и дерево, закрывающее свет с полянки, и рядом широкий, покрытый зелено-коричневым мхом, пень. Не покурить ли перед встречей, на которую сам себя пригласил? Как приятно сидеть на мшистой подушке и вдыхать между короткими затяжками давыдовских сигарет сырой грибной аромат леса!.. Конец одиночеству, конец всему. Тихая радость последней победы. Кретин-противник сдался за два хода до очевидной ничьей. Противник - он сам. Теперь он слышит ее неторопливые шаги по мокрой опавшей листве. Нет, это песок шуршит у нее под ногами. Она говорит - нет большего наслаждения, чем лес и песок вместе. Если напрячь слух и зрение - а он всю жизнь смотрит и слушает,то можно расслышать легкий плеск воды и рассмотреть между последними деревьями выжженную песчаную косу Волги. Ты никогда никуда не уедешь отсюда, говорит она, целуя его руки, не уедешь от меня и от себя. Так, стало быть, оно и получилось. Живя в этом полуюжном городе - самом длинном в России (с севера на юг чуть ли не 120 километров) и до сих пор с неустановившимся названием,- он достиг той непререкаемости совершенного одиночества вдвоем с ней, за которым может следовать только полное блаженство смерти. Мягко сжав его плечи, она помогла ему встать с пенька. Ноги тяжело ходят. Они пошли к синему катеру. Вечером концерт Клавдии Шульженко, говорят, последний. Он еще успеет коснуться матово-белых страниц первого издания квартетов Элиота, полученных сегодня с утренней почтой. Принимая из рук механика, старого приятеля, Жоры Билибина, кружку горячего чая и еще раз взглянув на медленно удаляющуюся бело-зеленую песок и лес - полосу левого берега, он просто и ясно себе сказал: так тому и быть. Хорошо, что она как села на диван в салоне, так и заснула. Может, он тоже вздремнул несколько мгновений или так, унесся в мир несвершившихся желаний? Но нет, сигарета не успела догореть, когда он увидел в раскрытых дверях салона Жору. "Горит катер,- тихо, но отчетливо произнес Жора без всякого волнения,- но, подумайте, чудо какое - одновременно в машинном отделении огонь, и шлюпка загорелась".- "Зачем шлюпка?" - "Прыгать будем, Евгений Васильевич, вот два круга, вам и Екатерине Георгиевне. Времени еще минуты две есть".
Теперь он уже сам видел, что катер горит. "Где капитан?" - "В каюте закрылся. Может, пьяный, заснул. Иду дверь ломать". Задыхаясь, он карабкался за Жорой в капитанскую рубку. Над рекой плыли волны полонеза из "Ивана Сусанина", но уже выли сирены, и от главного дебаркадера на правом берегу Волги мчались спасательные катера. Двумя ударами лома Жора взломал дверь. Капитан сидел лицом к ним на низком вращающемся стуле, держа в обеих руках трофейный маузер. Первая пуля почти расколола голову Жоре надвое и послала его затылком вниз по лестнице. Вторая, предназначавшаяся ему, разбила стекло иллюминатора над его правым плечом, срезав по дороге верхнюю часть уха. Падая, он наткнулся коленом на Жорин лом и последним усилием швырнул его в голову капитана. На карачках, зажмурив глаза от дыма, он дополз до салона, ощупью нашел Катю, сел с ней рядом, обняв за плечи, вытянул ноги и глубоко вдохнул дым...
Ломило спину. Он посмотрел на недокуренную сигарету и сделал последнюю затяжку. Третий раз за двенадцать часов. "Третий раз!" - Он не заметил, что произнес последнюю фразу вслух по-французски.