– У меня такого никогда бы не случилось. Надо уметь спокойно разбираться со своими женщинами и расставаться тоже спокойно, без криминала…
– О чем это вы? О каком криминале идет речь? Вся постель Лены в крови, вы скажете мне наконец, что произошло? – заорал он на следователя. – Что вы мне тут мораль читаете! Я ни с кем не расставался, мы с ней прекрасно ладили, я просто улетел в командировку… У меня работа такая!
– А вы, молодой человек, не кричите на меня. Вы действительно не знаете, что произошло с гражданкой Репиной?
– Да нет же, черт вас подери!
– Ей рот разрезали – от уха до уха. Ножницами. Вот прямо на этой постели.
– Как это… от уха до уха…
– Говорю же – ножницами!
– Но она же не могла вот так спокойно сидеть, пока ее рот режут ножницами…
– Мы взяли ее кровь на анализ, посмотрим, что ей вкололи… Поэтому-то я и говорю, что надо хорошенько следить за своими женщинами. Кто мог такое с ней сотворить? Кто из ваших бывших женщин?
– Никто.
– С кем вы встречались до Репиной?
– Была у меня одна девушка, но она вышла замуж и сейчас ждет ребенка, у нее все хорошо, да и мы не враждуем…
– Фамилию, имя, отчество, пожалуйста. Будем проверять…
– А почему вы решили, что ее… ножницами? – Эта картина не выходила у Дмитрия из головы. Он все еще не верил в услышанное.
– Ножницы здесь нашли, все в крови. И больше – ничего. Сняли отпечатки пальцев, ножницы взяли на экспертизу. Звери, а не бабы, честное слово…
– Но почему вы так уверены, что это сделала женщина?
– Да ни в чем я не уверен, молодой человек, интуиция подсказывает… А вы полагаете, что это мог сделать мужчина? Что ж, такое тоже возможно. Вы же слышали о том, что сотворил с какой-то там «мисс» ее воздыхатель, бандит? Плеснул ей в лицо соляной кислотой, она аж, бедняжка, вся почернела… Вот тебе и красота…
– Кошмарная история, – начал припоминать телевизионную передачу Дмитрий. – Подождите, так вы видели Лену? Она, надеюсь, в больнице? Вы же скажете мне, где она?
– Скажу, но только после того, как сам ее найду. Дело в том, что еще вчера она была там, а уже ночью ее и след простыл. Такие дела.
– Она сбежала?
– Или сама сбежала, или ей помогли. Или же, что самое неприятное, ее похитили. Никто из медперсонала ничего не видел и не слышал. Все спали, как водится. Я, собственно, пришел сюда, чтобы повидаться с ее квартиранткой…
– С Олей?
Сегодня утром я получила письмо от Р. Она сказала, что наняла адвоката, чтобы он провел свое, адвокатское расследование моего дела. Я понимаю ее, она добрая женщина, у нее куча времени и денег, а поэтому она может позволить себе заняться частным расследованием. Ведь адвокат – это лишь помощник, всем, я думаю, будет заниматься она сама. Что ж, я не против. Только какой в этом прок? После того, как в моей квартире побывал маньяк с ножницами во второй раз, в Москве не зарегистрировано больше ни одного подобного преступления. Маньяку либо надоело заниматься пластической хирургией и он переключился на убийства (а почему бы и нет), или же он, смыв грехи в хлорированной воде у себя в ванне, решил начать новую жизнь… В любом случае его так и не вычислили, и это несмотря на все усилия Свиридова. Вот ведь тоже кадр. Смешной до ужаса. Но как старался! Весь отпуск угробил на прорабатывание деталей, опросил всех, кто окружал главных персонажей этой драмы, покопался в их прошлом, чуть ли не в детстве, все грязь искал… У кого сейчас чистое прошлое? Разные там романчики, старые обиды, счеты, должки… Даже к Русакову приставил своего человека, чтобы тот записался к нему на операцию и таким образом выяснил, действительно ли придется ждать своей очереди целый год. До сих пор, наверное, ждет… Непонятно, почему Русаков согласился оперировать всех нас. Вероятно, в жутком состоянии мы были, внеочередники… От нас за версту попахивало криминалом, а потому вокруг нашей истории вились, как мухи, журналисты, они-то и сделали Русакова самым модным хирургом в Москве. Реклама! Но он и без того был первым, лучшим…
Сегодня он приходил ко мне на ужин. Пел песню о вечной любви. Ну не смешно ли? Особенно если вспомнить, при каких обстоятельствах мы с ним встретились. Он что же, не понимает, что когда я вижу его, то сразу вспоминаю клинику, и весь тот ужас наваливается на меня, и мне становится трудно дышать… Что за методы такие? Что ему нужно от меня? Небесной любви? Кровать, кровать и еще раз кровать. Он на отдыхе, не женат, приехал один, сытно ест, много гуляет, словом… Почему бы не завалиться в постель к своей пациентке и не завершить таким вот классическим способом процесс ее реабилитации? Он что же, думает, что я осталась должна ему? Он же получил из моих собственных рук целую кучу денег…
Но это мне хочется, так сказать, обмануть себя, что он поужинал со мной и ушел. Нет. Это же дневник, он все стерпит. Конечно, после ужина (а мы так много съели и выпили!) я плакала, сидя у него на коленях, а он целовал меня и успокаивал, как мог. Я задавала ему один и тот же вопрос: почему я, пострадавшая в такой истории, должна была потерять самое дорогое? Почему? Он целовал меня и говорил, что самое дорогое, то есть его, я приобрела, что он любит меня, полюбил с первого взгляда. Но как можно полюбить женщину с ртом, разрезанным до ушей? Конечно, он хирург, у него свои, вероятно, представления о красоте женщины. Я спросила его, любит ли он мужчин, и он оскорбился, сказал, что нельзя пользоваться его добротой и так обижать его, зная, что он все равно не переменит своего ко мне отношения. А потом, перед тем как уйти, он попытался раздеть меня, уже сонную, после выпитого вина и плохо соображающую, и сказал мне, что, если я только захочу, он купит мне эту виллу. Но при условии, конечно… И мне почему-то стало его жаль. Я вдруг подумала: а что, если он действительно любит меня? Но разве можно верить мужчинам?
Кажется, он все-таки ушел, не воспользовался моим состоянием… Во всяком случае, я проснулась в розовой спальне… Мне не стоило так напиваться. Я ничего не помню. А что, если Русаков гипнотизер?.. Ну не смешно ли?
Глава 5
В то, что Оля – ее дальняя родственница, он почему-то сразу не поверил. Лена не умела лгать, а потому ее выдал тон, которым она рассказала о том, что у нее временно поживет дальняя родственница. Он подумал тогда, что существует, видимо, объективная причина, по которой Лена не может рассказать ему всю правду. И причина эта, скорее всего, никак не связана с самой Леной. Она не имела права выдать ему чужую тайну, что ж, за это ее можно только уважать. Хотя, с другой стороны, присутствие в доме постороннего человека доставляло определенные неудобства им обоим. Если раньше Дмитрий мог спокойно остаться у Лены на ночь, то теперь мало того, что они должны были каждый раз в любую погоду и при любой ситуации ехать к нему домой, так еще и таиться от этой самой родственницы. Но какие бы тайны ни хранила в себе Лена, присутствие Оли было связано с мужчиной. Наверно, Оля просто-напросто сбежала от мужа и теперь скрывалась у подруги, у Лены. А если не от мужа, то от любовника. Вот только все равно было обидно, что Лена не рассказала ему всю правду. А вдруг именно эта причина, по которой Оля скрывалась у Лены в квартире, и послужила поводом…
Но даже сейчас, сидя за письменным столом в Лениной комнате и пытаясь написать все то, о чем просил его следователь, он не мог до конца поверить в случившееся. Зато многое встало на свои места. И он наконец-то понял, почему Лена не посмела обратиться к нему за помощью. Она не захотела, даже находясь в шоковом состоянии, предстать перед ним с обезображенным лицом. Это же надо так идеализировать его, их отношения, чтобы ни на секунду не забывать о том, что любовь не может быть безобразна. Маленькая девочка, бедняжка, она не понимала, что то, что она обратилась за помощью к Константинову, – большее безобразие и предательство. Но он понимал ее и прощал безоглядно. Он хотел только одного – чтобы она нашлась как можно скорее, чтобы объявилась…
– Вы же следователь, вы не можете хотя бы предположить, куда она исчезла?
– Могу. И мы уже работаем в этом направлении. Думаю, что и вы все понимаете…