Взаимоотношения между «материнскими» городами Финикии и их колониями не были свободны от противоречий. Города-колонии стремились стать самостоятельными городами-государствами. Города-метрополии, напротив, старались по возможности поставить развитие городов-колоний в тесную зависимость от себя. Причем они иногда прибегали и к военным мерам. Так, в сочинениях Иосифа Флавия есть известие, что Хирам I тирский, якобы предпринимал карательный поход против одной тирской колонии, вероятно Китиона на Кипре. На бронзовых чашах из Лимасола более двух столетий спустя глава кипро-финикийского «Карт-Хадашта» («Нового города») называет себя слугой царя Тира Хирама II. Африканский Карфаген не только направлял ежегодно в Тир торжественное посольство, но и уплачивал десятину главному храму в метрополии. Правда, позднее эта подать была значительно сокращена. На примере Карфагена становится ясно, какое значение имели культовые связи в отношениях с городом-метрополией. Ведь именно там была родина богов, которым поклонялись. Характерно, что текст из кипрского города Лимасол есть ничто иное, как посвятительная надпись в честь Баала ливанского. Колонии, поклоняясь богам Финикии, сохраняли верность и ее языку. Не менее прочными были также узы хозяйственных интересов, которые тесно связывали. города-метрополии с колониями. Для последних изоляция вообще была бы смерти подобна и неизбежно повлекла бы за собой контакты с окружающим миром. Особенно позднее, в эпоху столкновений с соперничающими морскими державами, финикийские колонии смогли успешно выстоять только благодаря связям с метрополией. Этому соответствовало развитие системы самостоятельных городов-государств, сплоченных вокруг города-метрополии — политического, культурного и военного оплота. Отношения, основанные на взаимных интересах, в основном оказались надежными. Когда персидский царь Камбиз после завоевания Египта в 525 г. до н. э. намеревался покорить Карфаген, финикийские города отказались поддержать его своим флотом. Правда, в особо критических ситуациях собственные интересы брали верх. Так, в последней схватке Карфагена с Римом (149–146 гг. до н. э.) ряд финикийских городов в Северной Африке, среди которых был и такой значительный, как Утика, выступил на стороне римлян.
В экономическом плане самый низкий уровень развития колоний был наиболее выгодным для финикийских городов. Поселение, состоявшее всего лишь из одной фактории, которая вела прибыльную меновую торговлю с более или менее отсталыми окрестными жителями, используя различие в культурном уровне, приносило сравнительно высокий доход, поступавший исключительно в город-метрополию. Колонии-пункты, расширяясь за счет притока новых жителей, занимающихся промыслами и ремеслами, стремились не только к образованию собственной общины, но и к экономической самостоятельности. В ходе развития колоний все большая часть торговой прибыли оставалось у них. В связи с этим крупные торговцы городов-метрополий должны были искать новые места сбыта. Притом им теперь приходилось выдерживать конкуренцию городов-колоний, которые до этого не проявляли интереса к проникновению в районы, втянутые в сеть собственно финикийской торговли. Первой колонией Карфагена была Ибиза (Эбее), основание которой античная традиция относит к 654–653 гг. до н. э.[51]. Карфагеняне имели то преимущество, что коротким путем могли достигнуть и побережья Атлантики. Эти территории, удаленные от морских путей Восточного Средиземноморья, стали рынком, где хозяйничали карфагенские купцы. Примитивную меновую торговлю, которая велась на западноафриканском побережье до создания здесь факторий, описывает Геродот: карфагеняне «выгружают свои товары на берег и складывают в ряд. Потом опять садятся на корабли и разводят сигнальный дым. Местные же жители, завидев дым, приходят к морю, кладут золото за товары и затем уходят»{35}. Если количество золота соответствовало привезенным товарам, карфагеняне брали его и уходили в море, оставляя товары местным жителям. Если же золота, по мнению купцов, было недостаточно, они садились на корабли и ожидали. Тогда местные жители вновь выходили на берег и прибавляли золота, пока обе стороны не приходили к общему согласию.
Финикийская торговля всегда строилась на экспансии. Это подтверждается тем, что как раз период ее кризиса был ознаменован усилением экспансии. Потери в результате утраты господства на море и монополии в торговле металлом финикийцы пытались возместить путем освоения новых сырьевых районов. Опять началось время смелых путешествий и открытий. В 450 г. до н. э. карфагенянин Гимилькон достиг п-ова Корнуэлл (Англия), к которому, возможно, еще и до него причаливали финикийские мореходы[52]. С этим путешествием связано открытие оловянных рудников в Юго-Западной Англии, поскольку древний торговый путь через Францию был перерезан греками, захватившими устье Роны. Новая морская дорога проходила от древнего финикийского города Гадес (Гадиры)[53], который к началу V в. до н. э. попал под гегемонию Карфагена. Но и после покорения города римлянами (206 г. до н. э.) монополия морских сношений с «оловянным островом» еще некоторое время оставалась в руках финикийцев Гадеса. Страбон сообщает: «Когда римляне однажды пустились преследовать какого-то финикийского капитана корабля, чтобы самим узнать местонахождение торговых портов, то капитан из алчности посадил свой корабль на мель, погубив таким же образом своих преследователей. Сам, однако, он спасся на обломках разбитого корабля и получил от государства возмещение стоимости потерянного груза»{36}. Эта склонность к конспирации, когда дело касалось путешествий и открытий, суливших торгово-экономические выгоды, могла быть причиной того, что в истории почти не осталось первоисточников о финикийских морских экспедициях. Исключение составляет легендарное плавание карфагенянина Ганнона вдоль западноафриканского берега в 425 г. до н. э.{37}[54].
Охота на горилл в Африке.
Деталь финикийской серебряной чаши; VII в. до н. э.
Сообщение об этом путешествии было выбито на стелах в храме бога Баал-Хаммона в Карфагене, которое дошло до нас в переработанном греческом переводе. Мероприятие, видимо, преследовало заранее намеченную цель — основать новые. города. — колонии. Экспедиция состояла из 60 пятидесятивесельных кораблей. На них везли 30 тыс. мужчин и женщин с необходимым скарбом и запасом продовольствия. Очевидно, при этом кроме 60 военных кораблей осталось не упомянуто много транспортных судов. Экспедиция основала в общей сложности семь поселений, самое южное — в устье р. Сенегал. Флотилия же заплыла дальше на юг, вероятно до побережья современного Камеруна. В частности, и сообщение о большой экспедиции Ганнона также не содержит точного описания маршрута. Зато здесь хватает устрашающих описаний жутких явлений природы. В связи с извержением вулкана в море стекают огненные ручьи. Вообще надо сказать, страхи и ужасы охватывали экипажи кораблей в пути довольно часто. Жутким казался им звук африканских сигнальных барабанов. Остров, к которому однажды пристали, оказался полон диких существ: «переводчики назвали их гориллами». Трех из них удалось убить и шкуры забрать с собой в Карфаген. Экспедиция в неизвестное полна неожиданных опасностей. Описанные с некоторыми преувеличениями, они, видимо, были призваны отбить охоту у других торговых людей конкурировать с карфагенянами на западноафриканском пути. Показательно, что о каких-либо экономических успехах путешествия, за исключением основания нескольких поселений и добычи на охоте трех шкур горилл, ничего не сообщается.
51
Установление времени возникновения этой колонии на о-ве Питиуссу (совр. Ибиса) целиком зависит от датировки основания Карфагена, поскольку, согласно Диодору, карфагеняне основали новую колонию через 160 лет после возникновения самого Карфагена. Как мы видели выше, автор опирается на исследователей, датирующих основание Карфагена 814 г. до н. э., и, естественно, принимает для времени выведения колонии Ибизы 654–653 гг. до н. э. Другая датировка основания Карфагена — 865 г. до н. э. В таком случае второй датой будет 665 г. до н. э.
54
По мнению ряда ученых, Ганнон совершил свое плавание в VI в. до н. э.