В эту эпоху усиленной экспансии, если не ранее того, возможно, даже Азорские и Канарские острова вошли в сферу карфагенского влияния. Во всяком случае, существование финикийских поселений на современном марокканском побережье археологи относят уже к VII в. до н. э. Конечно, позднее торговые экспедиции карфагенян из основанных ими городов на африканском побережье постепенно проникали еще дальше на юг, чем во время путешествия Ганнона. Непосредственных сведений об этом, однако, нет, и остается под вопросом, можно ли верить известию о плавании вокруг Африки, дошедшему до нас от Посидония, ученого из сирийского города Апамеи (130 г. до н. э. — ?). Посидоний, сообщение которого передает Страбон, снабдив его весьма критическими комментариями, рассказывает о морском путешествии некоего Евдокса из приморского города Кизик, что на западе Малой Азии. Этот Евдокс будто бы прибыл в Египет во время царствования Птолемея VIII (145–116 гг. до н. э.) и получил там признание как предводитель торговой экспедиции в Индию. Во время его второго индийского путешествия, предпринятого после 116 г. до н. э., уже в царствование Клеопатры, вдовы Птолемея VIII, Евдокс был занесен бурей к восточному берегу Африки. Здесь он нашел обломок носового украшения виде лошадиной головы, оставшийся от корабля, потерпевшего крушение. Евдокс взял его с собой в Египет. Там он осведомился у судохозяев о его происхождении. Те определили, что обломок носа корабля принадлежал какому-то судну из Гадира (Гадеса), вроде тех, на которых обычно плавали рыбаки этой древней финикийской Колонии в богатых рыбой местах у берегов Маврусии. Свидетельством иной, более крупной экспедиции, чем путешествие вокруг Африки, этот обломок носа корабля вряд ли мог быть.
С разрушением Карфагенской державы в 3-ей Пунической войне век финикийской колонизации закончился.
Боги и культы
Рассказывают, что в эти дни на Ливане уязвляется Адонис и что его кровь, стекая в реку, меняет ее цвет. Отсюда река и получила свое имя.
Боги древнего мира — не какие-то недоступные космические силы. Они личности подобно человеку. Он мог обращаться к ним и с их помощью влиять на процессы в природе и обществе, которые определяли его существование и олицетворением которых и были сами боги. Поэтому человек нуждался в близости богов. В самом центре своих городов он возводил им жилища и брал на себя заботу о них. Он радовал их песнопениями и смирял их гнев дарами и обетами.
Связывание богов со строго определенными местами культа неизбежно вело к их дифференциации. Каждое божество принимало местный отпечаток, относительно своеобразный. Разумеется, Астарта оставалась все той же, почиталась ли она в Сидоне или Тире, но для тех, кто ей поклонялись, было вовсе не одно и то же, приносить ли жертву Астарте тирской или Астарте сидонской. Вообще тенденция к разграничению богов по местам их культов чаще всего наблюдалась в регионах, раздробленных на множество мелких государств, таких, как Финикия или доизраильская Палестина. Каждый из городов Ливана имел свой пантеон[55], отличный от других, даже если в него входили, по существу, те же самые боги. Самобытность культа вполне соответствовала политической и хозяйственной самостоятельности городов-государств.
Местные формы культа давали не только возможность богам освоиться рядом с человеком, но и людям приблизиться к ним, особенно если боги были связаны с определенными доступными силами природы, как их владыки или представители. Резиденцией морских богов было море, божества источников проявлялись в биении ключей, а могучие боги грома давали о себе знать на горах, окутанных тучами и молниями. Вообще человек воображал себя в горах особенно близким к миру богов. Поэтому исстари горы были особо почитаемым местом культа. Вот и в Ливане люди взбирались на горные кручи, чтобы принести дары богам, и в первую очередь владыке страны — Баалу ливанскому. Следы древних святилищ встречаются на многих заметных возвышениях нижней и средней террас. В доэллинистическое время эти культовые высоты отличались, как правило, предельной простотой, особенно если они находились вдали от жилья человека. Один высеченный в скале алтарь и несколько углублений для жертвенных возлияний — этого было достаточно. В большинстве случаев тут добавлялось еще священное дерево или роща, представлявшие богиню растительности. Иногда имелся грот, предназначенный, очевидно, для оракула.
Почитание владыки Ливана во многих священных, созданных самой природой местах среди его гор и лесов способствовало созданию местных образов Баала, хотя здесь дифференциация, пожалуй, не была столь значительной, как в городах-государствах. Во всяком случае, каждое святилище имело свою собственную историю, свою самобытную легенду, даже если они были всего лишь местными обиталищами того же самого Баала, который в Бейт-Мери почитался как Баал Маркод и в Баальбеке как Баал Бекаа.
Среди не очень многочисленных источников, дающих возможность составить представление о финикийской религии, особенно показательна надпись V в. до н. э. на саркофаге сидонского царя Эшмуназара. Она содержит отчет о правлении этого владыки, где, между прочим, говорится: «Я, Эшмуназар, царь сидонян… и моя мать Амаштарт, жрица Астарты, владычицы нашей… (мы те), кто строил храмы богам — храм Астарте в земле моря, Сидоне, и поселили там Астарту… И построили храм Эшмуну, святилище Ен Йидлал на горе и поселили его (там)… И мы построили храмы для богов сидонян в Сидоне, земле моря, один храм Баалу Сидона и один храм «Астарте, имя Баала»{38}[56].
Главное место среди божеств сидонского пантеона занимала богиня Астарта. Ее храм назван первым, как важнейшее святилище. Было и еще одно место, связанное с ее культом, тоже в «Сидоне, земле моря», под которым предположительно подразумевали центральную часть города, выходящую к гавани. Этот храм был посвящен особой ипостаси богини, тесно связанной с Баалом, главным мужским богом Сидона. Астарта сидонская, как и богини-сестры, Астарта тирская и Баалат библская, считалась богиней плодородия. Обычно и в Тире и в Сидоне ее чтили в виде камня самой различной формы. Монеты из Сидона римского времени изображают, какой была повозка для торжественных процессий с троном Астарты, на сиденье которого находился камень. По археологическим раскопкам известно, что подобные троны из камня были прежде всего в Сидоне, а также в Тире и Библе. Обнаружено еще, что камни, олицетворявшие Астарту, хранились в культовых шкафах. Античные авторы называли эти камни, слегка изменяя на греческий манер соответствующее семитское словосочетание «байтилии» («обиталища бога»)[57]. Вероятно, речь шла о метеоритах. Ученый Филон Библский (47—117)[58] упоминает в своем греческом переводе финикийской истории упавший с неба камень, который нашла Астарта и посвятила его тирскому храму, в качестве культового объекта. Историк христианской церкви Созомен из Газы (ум. после 443 г. н. э.) тоже знал подобную легенду. Согласно этой легенде, метеорит, упавший в р. Адонис, возвещал ежегодное пришествие Астарты и вместе с ним начало культового празднества в честь библской богини плодородия в Афке.
56
При датировке памятника (и соответственно времени правления царя Эшмуназара II) исследователи помимо палеографических критериев обращают особое внимание на строку 18, где упомянут некий «Владыка царей», предоставивший царю Сидона «Дор и Яффу» (см. с. 142). По мнению одних ученых, «владыкой» является Александр Македонский; Другие полагают, что под этим эпитетом скрывается Птолемей I Сотер или другой ранний (начало III в. до н. э.) представитель этой династии; третьи считают «владыкой» «царя царей» ахеменида Ксеркса и т. п. Как видим, датируя надпись V в. до н. э. (точнее было бы сказать, первой половиной V в. до н. э.), автор присоединяется к мнению последних, кстати более предпочтительному
58
Филон Библский — писатель, эллинизированный финикиец, житель Библа. Время жизни I–II вв. н. э. Известен по отдельным упоминаниям и отрывкам из его произведений, содержащимся в трудах церковного автора IV в. н. э. Евсевия (главным образом в «Евангельском приуготовлении»). Как явствует из дошедших фрагментов, Филон Библский в своих сочинениях стремился «грецизировать» финикийскую религию, особенно в том, что касалось пантеона и генеалогических связей древних западносемитских богов. По-видимому, ему также принадлежала попытка создания истории Древней Финикии (Библа?), при написании которой он, в свою очередь, использовал труды некоего Санхуннатона