«Мотивами — тивами- ами-ами-ами-и» — прокатилось эхо по залу.
— Не о твоем внуке речь! — Подскочила с места Валентина, опершись правой рукой о ручку трона, а грудью подавшись вперед.
Обстановка явно накалялась, а эхо подыгрывая страстям продолжало своё дело — «речь — речь — ечь — ечь- ечь».
— Права! — вдруг громко объявила старейшина Екатерина.
Она тоже встала. Черное длинное платье зашуршало по полу. Екатерина легким движением поправила массивную золотую серьгу на правом ухе, чуть откинув иссини-черные волосы назад, рубин в серьге откликнулся солнечному лучику азартным блеском. Она поправила свой золотой перстень с большим рубином на среднем пальце правой руки и медленно прошла, встав между пререкающимися старейшинами. Обе не сводили с неё глаз.
— Права, — уже тише продолжила дама в рубиновых серьгах, — каждая из вас права. А от того и истины найти не можем, что по крупицам собирать её нужно.
— Катерина, не томи, — пробурчала маленькая старушка, единственная, кто оставался сидеть на своем троне. Она поставила ножки на специальную подставочку у трона и подалась с интересом вперед.
— Инфернальная завеса прохудилась. Со смертью Веры одна печать пала, иначе старик не явился бы к нам. Да ещё и силы хлопцу вернул. А с чего сразу два Договора меж нами нарушил, спрашивается? А с того, что падет завеса, стоит только ещё одной из нас издохнуть.
Старейшина Майя закатила глаза. Она в отличие от остальных сестер никогда не пренебрегала светским образованием, получила их за прошедший век множество и разного уровня, а потому, была особо восприимчива к просторечию и стилистической вульгарности древних ведьм.
Между тем, не обращая внимания, Екатерина продолжила:
— На пяти континентах мы оставили по метке, скрестив потоки и запечатали адовы врата, наложили завесу. Веры не стало и её поток иссяк, одна печать рухнула, и завеса прохудилась.
— И тогда, одному из наших внуков вернули силы и он, как мне думалось, должен был заменить Веру. Восстановить её печать, — подхватила Нина.
— Но он один! — воскликнула Валентина, — он не справится со всеми печатями. Когда завеса падет, он первый будет растерзан Падшими.
— Ещё бы! — согласилась Екатерина, — права, тут ты права. Ошиблись в другом, мы все ошиблись. Мы думаем, что на каждую из пяти печатей нужен приемник, но разве не вернул бы тогда старик силы ещё четырем? Ведь и у тебя Нина, есть внук отрок, и у Веры внучка. Почему именно твой парубок? — обратилась она к Валентине.
Валентина прикусила нижнюю губу, и тихонько вернулась на свой трон. Она стала нервно теребить бусы из крупного черного жемчуга, свисающие на темно-зеленое прямое платье. Не изменяя своему стилю, Валентина была в косынке, но не в цветной, как обычно, а в черной. Кажется, каждая из старейшин по своему всё ещё выражала траур по умершей пятой Великой ведьме.
— Он сказал, что в нём сплелась не только наша с сестрами кровь, — Валентина посмотрела на Нину и Майю, — но и твоя, — посмотрела она на Екатерину.
— Как? — в один голос удивились дама в черном ободке и маленькая старушка в темно-сером платье.
— Известно, что у меня не было детей в последнем веке, — отвечала Екатерина, — но так же известно, что из первых потомков только мои выжили. Потерялись, — она махнула рукой, — да я их и не искала. Знала, что живы правнучата и далее, да и ладно. Но вон оно как, смешались.
— Так значит… — начала Майя, но вдруг её перебила старейшина Нина, которая всё-таки поднялась со своего трона:
— Значит, Благой старец не просто передал нам дозволение Небес выбирать самим число приемников, он передал волю, и воля эта ясна, как, — старейшина Нина заслонилась рукой от яркого луча солнца, проникшего в высокое узкое окно замка, — как то солнце, что вздумало меня совсем уже ослепить, и так глаза не к черту уже, — выругалась она и чуть прошла вперед, уходя из под ярких лучей, — Так вот, мы должны одного приемника назначить, и выбор за нас уже сделали — тихо закончила она глядя на сестру, нервно теребящую свои бусы.
— Виле, — произнесла Екатерина.
Имя, по которому к ней не обращались очень, очень давно, заставило старейшину Валентину немало удивиться и выйти из своей задумчивости. Она посмотрела на подругу.
— Ты права, опасаясь за него, — продолжила Екатерина, — Нам нельзя взваливать на его плечи всю ношу, которую мы приняли на себя прожив уже не одну сотню лет. Он слишком зелен. Слишком слаб. Но у нас есть еще время, немного, но хватит, чтобы подготовить его. Научить. В нем достает силы, ты сама видела. Он выдержит. Мы проведем слияние.
Лица Майи и Нины вдруг вытянулись в удивлении. Речь шла о сложном и невероятно опасном жертвенном обряде, когда один маг дарил свою силу другому. Опасность заключалась не только в том, что передающий силы маг отдавал их безвозвратно, но и в том, что принимающий маг мог получить больше, чем способен был выдержать. В таком случае, теоретически, принимающего мага должно было в прямом смысле расщепить на атомы, а высвободившаяся одним всплеском энергия могла бы уничтожить целые города. Теоретически, потому, что при жизни самых древних ведьм, старейшин МагиКона, никто не проводил подобного обряда.
— Это безумное решение, — пролепетала Нина.
— Но всё же решение, — парировала Екатерина.
Несколько минут висела звенящая тишина.
— Тогда не стоит ждать, — уверенно проговорила Майя, — Ты, Катя, говоришь, что у нас есть время, что мы успеем ещё подготовить мальчишку, но откуда нам знать? Может быть одна из нас завтра уже не проснется. Мы теперь подвластны возрасту, подвластны старости и идущим вместе с ней инфарктам, инсультам, гипертонии. Что, хочешь сказать, у тебя давление не скачет?
— Какое ей давление, — проговорила щупленькая старейшина в темно-сером платье, искоса, будто с осуждением посмотрев на Екатерину, — она вон, недавно только очередного мужика выгнала, уже небось нового ищет.
— А ты завидуешь, так помалкивай, — вдруг ответила темноволосая дама, — Сама вон, и трех лет не прошло, как третьего деда схоронила. И это за последние пятьдесят лет-то успела.
Пока другие старейшины вспоминали заслуги молодости и по-дружески, по-женски, сыпали ими в глаза одна другой, старейшина Валентина снова впала в глубокую задумчивость. Её лицо не выражало никаких эмоций. Лишь немного она поджала нижнюю губу, слегка прикусывая. Другие старушки знали её очень давно и очень хорошо, чтобы понимать, что это уже выражение огромных эмоций, которые она сейчас переживала внутри.
«Я сама толкаю родного внука в неизвестность. Во тьму. Либо величие, либо смерть. Ни на этом, ни на том свете я не прощу себе провала и его гибели. Не прощу себе и угрозы Сообществу» — думала Валентина. Она ненавидела такие моменты. Моменты, когда голос разума рвал в клочья желания души. Душу ненавидела больше чем разум, ведь эта душа безропотно отдавалась на милость своему мучителю. Последней у старейшины мелькнула мысль о том, что лучше неё никто не научит Сашу бороться и защищаться.
Наконец, она кивнула в знак одобрения. Она приняла решение:
— Если уж ты собралась помирать, Майя, — вдруг заговорила громко и звонко Валентина. Все замолчали и обратили на неё внимание, — что же, обещаю не надевать яркого на твои похороны. А я вот ещё поживу. Рано хоронить вздумали! Я ещё поживу, и внука своего подучу! Слияние? Там посмотрим.
— Хорошо, — согласилась старейшина в полном трауре, — Нам нужно восстанавливать Совет. Дадим ему власть, проверим его. Назначим верховным советником. Нужно с чего-то начинать.
Трое старейшин одновременно кивнули, согласившись с Майей.
***
— Привет, — улыбнулся парень, обнимая девушку, — С наступившим Новым Годом, Кир!
— Привет, — радостно ответила девушка, и отстранившись от дружеских объятий потрепала парню волосы, — Сашка, совсем зарос, посмотри. Но тебе к лицу.
Саша улыбнулся. Он и правда давно не заходил в парикмахерскую, темно-русые волосы заметно отрасли и начали легонько завиваться.