По его губам скользнула странная улыбка.
– Если ты примешь это помилование, тебе придется выполнить одно мое поручение. Быть может, ты и не захочешь спасения, когда узнаешь его суть и условия.
– Что за поручение и какие такие условия, – процедил Кидд сквозь стиснутые зубы, – могут заставить человека предпочесть виселицу королевскому помилованию?
Издевательская ухмылка расплылась еще шире. Это раздражало.
– Я желаю, чтобы ты набрал команду, снарядил и осуществил экспедицию на планету Марс.
Ярость вспыхнула в груди Кидда в ответ на бессердечную шутку короля, но он придержал язык и даже не позволил тени презрения промелькнуть на лице.
Благоразумие Кидду было в новинку. Если бы год назад его задержали по ложным, клеветническим обвинениям и предложили такой абсурд, он бы рвал и метал. Но несладкое время в заключении научило его осторожности.
Он помолчал, обдумывая предложение короля. Не похоже было, чтобы он шутил; безумным тоже не выглядел. Их век – новый век, время исследований, открытий и чудес. Новый Свет и Старый Свет изучены вдоль и поперек. Теперь люди ищут миров поновее. Небеса над всеми европейскими столицами заполнили воздушные шары, Дампьер успешно облетел Луну… Да, идея о полете на Марс звучала диковато, но совершенно невообразимой не была.
– Поручение мне понятно, – произнес Кидд, проглотив свой гнев. – Каковы условия?
– Primus, – король поднял палец, – никто не должен знать условий помилования, под страхом смертной казни. Secundus, ты будешь работать под командованием натуралиста Джона Секстона, подчиняться его приказам, служить ему верой и правдой и никогда не отходить от него дальше чем на сто шагов, пока экспедиция не завершится удачно, под страхом смертной казни. Tertius, ты будешь нести личную ответственность за безопасность упомянутого Секстона. Какая бы неприятность с ним ни приключилась, жизнью поплатишься ты.
Три поднятых пальца – три условия. Король скрестил руки на груди.
– С другой стороны, если тебе удастся каким-то образом вернуться в Лондон и вернуть Секстона в целости и невредимости, ты заслужишь королевскую признательность. Возможно, даже титул баронета.
Кидд задумался над словами короля гораздо серьезнее. Он оказался между молотом и наковальней: невыполнимая задача – безумная экспедиция, из которой он ли или любой другой человек вряд ли сможет вернуться, – или неизбежная смерть с восходом солнца. А решение он должен был принять, закованный в цепи в самой темной камере самой ужасной тюрьмы Англии.
И он расхохотался.
Грубый лающий смех вырвался из горла, опухшего от тюремной еды, тюремной воды и тюремного воздуха, его ежедневных спутников в течение целого года. Король отступил, поднеся к носу белый платок и будто страшась, что Кидд внезапно сможет разорвать цепи и кинуться на королевскую персону.
– Я принимаю ваше помилование, милорд – выдохнул Кидд, отсмеявшись. – Я никогда не отступаю перед вызовами судьбы.
Кидд неспешно шел вниз по Салисбери Корт, направляясь на встречу к Йелю, лавочнику, который должен был обеспечить его съестным, водой и снастями. Пять недель провел он вне тюремных стен, но все еще не мог привыкнуть идти просто так, без цепей, не натыкаясь на стену через каждые десять шагов, вдыхать чистый воздух, без примеси запахов нечистот тысячи заключенных.
Компанию ему составлял Секстон, тот самый натуралист. Тощий светлоглазый мужчина двадцати восьми лет – вдвое младше Кидда – мало того, что он был членом Королевского научного общества и читал лекции в Грешем-колледж, но к тому же изобрел новый метод проецирования сферической поверхности Земли на плоскость карты. Ко всему прочему он обнаружил два новых вида жуков, а его теории относительно межпланетного судостроения и навигации были, вероятно, очень высоко оценены лучшими умами его поколения.
Но при всем своем уме практичности у него было, как у голубя.
Кидд, хоть и набрался сил, все еще не мог обойтись без трости. Но даже ползком он, верно, двигался бы куда быстрее Секстона, который то и дело останавливался, чтобы поболтать с незнакомцами, с любопытством вглядеться в необычную каменную кладку и нацарапать какие-то заметки в маленьком блокноте. Этот человек был совсем как сорока: он кидался к блестящим предметам и шарахался из стороны в сторону, вспугнутый неизвестно чем.
Сперва Кидд думал, что секретное условие королевского помилования, которое принуждало его оставаться рядом с Секстоном, было необходимо, чтобы он, Кидд, не сбежал. Теперь же он уверился в том, что на самом-то деле он должен был следить, чтобы Секстон не попал под колеса экипажей, не свалился в канал, а то и напоминать ему не забывать дышать.
– Прошу вас, доктор Секстон, – Кидд окликнул его через плечо, – мы уже опаздываем, а мистер Йель занятой человек.
– Минутку, мистер Кидд, – ответил Секстон, склонившийся над ростком, пробивающимся в трещине меж двух каменных плит фундамента здания, мимо которого они проходили.
– КапитанКидд, – пробормотал он себе под нос. Он больше не пытался поправлять Секстона вслух, но эта оговорка раздражала, особенно на фоне того, как настойчиво Секстон следил, чтобы все величали его доктором.
– Это корабль? – спросил Эдмондс, давний морской товарищ Кидда.
– О да, – ответил Кидд.
Старый седой моряк долго стоял в молчании, оценивая намётанным глазом маленький кораблик, подпрыгивающий на волнах Темзы. Эдмондс горячо откликнулся на предложение Кидда стать рулевым; они вместе служили на «Святой Розе», и Кидд доверил бы ему свою жизнь.
– Из всех кораблей, на которых я служил, этот – самый странный, – наконец изрек Эдмондс.
– И не поспоришь, – кивнул на это Кидд.
Корабль был крошечным, едва ли семидесяти футов от носа до кормы, и вмещал команду всего лишь из шестидесяти человек. Он выглядел не просто маленьким, но каким-то… тонким. Для того чтобы он стал легче, сделали все возможное: деревянные экраны между перегородками заменили ротанговыми, резные перила – обычными веревками, а для люков использовали холст. Новаторство на этом не заканчивалось: многие изменения не были видны на первый взгляд. Например, Кидд знал, что палубные доски на этом корабле были вдвое тоньше обычных.
– Весла, серьезно? – спросил Эдмондс, указывая на ряд уключин [3]по бортам. – В наши дни?
Кидд упрямо сжал челюсти.
– Без них я не поплыву. Ветер и волны – ненадежные товарищи, а вот на матроса на веслах рассчитывать можно: он выведет корабль из беды. Гребля спасала мою шкуру не раз.
Вот только весла для этих уключин сделаны, чтобы загребать воздух, а не воду; но об этом он умолчал. Секстон спроектировал их под руководством Кидда. Впрочем, их маленький странный корабль целиком был построен из теории, и оставалось только надеяться, что эти весла и прочие непроверенные штуки оправдают ожидания Кидда.
Эдмондс перестал оценивать корабль и повернулся к Кидду с вопросом во взгляде.
– Так ты думаешь, он и в самом деле пойдет?
Кидд кивнул.
– Не спорю, корабль странный, но на то есть свои причины. Если ты со мной – я расскажу, в чем дело.
– Да-да, но ты ему доверяешь?
Установилось долгое молчание.
Мнение Кидда было совершенно неважным. Условия помилования связали его с этим путешествием и с Секстоном, а прочие причины и обстоятельства отошли на второй план. И все же он чувствовал, что его старый товарищ заслуживает честного ответа.
Поначалу многие задумки Секстона казались совершенным безумием, но он был человеком невероятного ума; если Кидду удавалось проследить за ходом его мысли, он видел, что логика ученого неопровержима. Больше того на королевские деньги Кидд разгулялся, а потому корабль строили лучшие мастера, а использовали они лучшие материалы. Капитан чутко следил за процессом. Если бы только он мог собрать целую команду таких же людей, как Эдмондс…