Секстон мог объяснять этот феномен сотни раз, но Кидд так и не смог бы до конца постичь его сути. Но сейчас он едва ощущал свои сто восемьдесят фунтов и, кажется, начинал понимать. Он снова легко подпрыгнул, чувствуя, как завис в воздухе, прежде чем его ботинки коснулись палубы.
– А, ясно, – сказал он.
Пока Кидд прыгал, Секстон возобновил свои наблюдения в подзорную трубу.
– Ну разумеется, – произнес он, глядя в свой прибор, – мы вначале должны пересечь границу планетарной атмосферы, которая вращается вместе с Землей, а затем межпланетной атмосферы, которая окружает Солнце. – Он сложил трубу. – Вероятно, нас немного потрясет.
– И это ты называешь немного? – крикнул Кидд на ухо Секстону.
Чтобы спасти свою жизнь, эти двое цеплялись за румпель, который регулировал огромный корабельный штурвал. Не держаться было невозможно: только это позволяло удерживать корабль на заданном курсе и давало путешественникам точку опоры, иначе бы их неизбежно сдуло за борт, где они сгинули бы в необъятных воздушных просторах. Они потеряли так двоих, прежде чем Кидд успел скомандовать матросам привязать себя к мачтам.
Корабль головокружительно несся сквозь воздух, омываемый проливными дождями, швыряемый туда-сюда своенравными ветрами, которые дули со всех сторон света, сверху, снизу. Даже Кидд, который пережил шторм в Баб-эль-Мандебском проливе без малейших признаков морской болезни, сейчас оставил весь свой ужин за бортом.
– Я понятия не имел! – проорал Секстон. – Ни Галлей, ни Дампьер не предполагали ничего подобного!
– Да чтоб им пусто было, черт возьми! – выругался Кидд. Даже капитанская сноровка не могла им помочь; как бы он ни ставил паруса, корабль шатался и кружился, как спятивший пьяница.
Никогда в своей жизни Кидд не чувствовал себя столь беспомощным. Повсюду были штормовые облака; стрелка компаса беспорядочно вертелась. Все смешалось: где верх, где низ – не разобрать.
– Как нам выбраться из этого хаоса? – спросил он у Секстона.
– Найти просвет и двигаться туда!
По теории Секстона, вести корабль с воздушным штурвалом было проще простого; но, к сожалению, это осталось лишь теорией. На практике же – из-за любых махинаций со штурвалом их судно выделывало головокружительные виражи, грозя оставить команду за бортом.
Прошла вечность, вечность в моряцком аду непрекращающегося, вездесущего ветра и молний, прежде чем по правому борту появился небольшой просвет. Хоть Кидд и Секстон прочно заклинили штурвал налево, а моряки работали споро и умело, лишь очередная воздушная бочка стала им наградой.
– Богом проклятая погода! – крикнул Кидд.
– Не поминайте имя Божье всуе, – отреагировал Секстон. – Веруйте в Него, и Он поможет. – И он указал на просвет.
Показалось еще одно пятно чистого голубого неба. В ту же минуту с левой стороны подул ветер, подталкивая туда корабль.
Кидда охватило воодушевление.
– Поднять грот! – крикнул он. – На брасы, левые!
Боцман, привязавший себя к кормовой мачте, уставился на Кидда так, будто сомневался в здравости его рассудка. Когда начинался шторм, они (как требовал того давний морской обычай) убрали все паруса и воздушные шары, встречая его голыми мачтами. Так они смогли сохранить паруса. С того момента они подняли лишь самый минимум, чтобы контролировать корабль; теперь же Кидд хотел поднять главный парус, чтобы поймать как можно больше ветра.
– Пошевеливайтесь! – настойчиво повторил он, подгоняя команду.
– Есть, капитан! – ответил боцман. Он и другие моряки отвязали себя и осторожно, перехватывая ванты [5], взобрались на грот-мачту. Только усердие, сноровка и храбрость, приобретенные за десятки лет, позволили им развернуть все паруса и установить их так, чтобы полностью поймать ветер слева.
Как только паруса были расправлены, порывистый ветер наполнил их. Даже сквозь шум был ясно различим страшный звук рвущейся парусины. Но корабль накренился под ногами Кидда, направляясь прямо к голубому просвету. В море подобный маневр был неосуществим, но под ними был только воздух, а значит, правила игры полностью изменились.
– Поднять все паруса! – скомандовал Кидд. – На брасы, левые! Живо! – При благоприятном ветре такая уловка могла сработать, иди они на всех парусах полным ходом.
Подчиняясь приказу, команда расправляла один мокрый парус за другим. Стоило новому парусу подняться, как корабль начинал лететь вперед все стремительнее.
Штормовой ветер кренил корабль на правый борт так сильно, что киль уже смотрел ему навстречу.
Кидд и Секстон по-прежнему крепко держались за снасти, ведь корабль почти лежал; но земное притяжение почти отпустило его, поэтому за борт никто не падал.
Голубой просвет неба был уже над грот-мачтой и становился все ближе.
И вот корабль прорвался, оказавшись в голубом чистом воздухе. Позади остался шторм, этот пугающий шар молний и темных облаков.
– Спасибо тебе, Господи, за бывалых моряков! – вскричал Кидд.
Кидд, Секстон, Эдмондс и корабельный плотник парили в воздухе над правым бортом корабля, вокруг лодыжки каждого был привязан трос, чтобы не дать им улететь. Они попали в шторм три недели назад, но на своем пути не раз замечали в стороне похожие темные скопления бурлящих облаков. Кидд с Секстоном все время спорили, как лучше подготовиться к новому шторму, в который они рано или поздно попадут.
Между сухими моллюсками и следами от корабельного червя на корпусе плотник мелом начертил большой белый крест.
– Вот тут, капитан, – ежели вы уверены…
Ни малейшей уверенности у Кидда не было. Исподлобья он глянул на Секстона.
– Это безумие. Рубить дыры в корпусе?
– Это единственный способ. – Секстон хмуро смотрел в ответ.
Все три недели межпланетная атмосфера забавлялась с кораблем, как хотела: меняющийся ветер швырял его из стороны в сторону, заваливая то на один, то на другой борт. Они привязывались сами, закрепляли инвентарь, но все напрасно: корабль вел себя непредсказуемо, и многие матросы получили травмы (благо, что не оказались за бортом). Кидду удалось приноровиться к новым условиям, хотя ему продолжало казаться, что при всяком удобном случае корабль начинает брыкаться.
Секстон предложил новый неожиданный план: перенести грот-мачту и бизань-мачту с борта корабля на его корпус таким образом, чтобы они составили равностороннюю У с фок-мачтой, а паруса оказались бы поровну распределенными в вертикальном положении. Секстон полагал, что это позволит кораблю лететь навстречу главному ветру кормой, а не крениться на стороны; согласно его теории, вести такой корабль стало бы проще. Мачты под ватерлинией – такого история не видывала!
– Нам придется спилить мачты с кильсона! [6] – возразил Кидд. – Мы никогда не сможем восстановить корабль!
Секстон примирительно поднял руки.
– Я обещаю, эта новая конструкция приведет корабль в баланс, – сказал он. – Все, что требуется от вас, – по возможности обезопасить мачты в их новом положении.
Чтобы закрепить мачты, Кидд и его люди должны были полностью обновить систему такелажа. Они работали бы без права на ошибку – запасных канатов не хватало. Окажись такелаж недостаточно прочным, чтобы удержать паруса под давлением ветра, – и мачты просто раздробят корпус. Он тряхнул головой.
– Не уверен, что это можно провернуть. Дайте мне время, черт побери! Может, мы научимся вести его в таком виде…
– Нет. Мы спорили достаточно. – Секстон скрестил руки на груди и сердито посмотрел вниз, туда, где рядом с корпусом плавал Кидд. – Нам нужно управлять кораблем уверенно и быстро, иначе в следующем шторме мы будем болтаться как неприкаянные или вовсе разобьемся в щепки.
– Это приказ? – Кидд попытался расслабить сжатые челюсти.
– Если необходимо.
Двое мужчин напряженно смотрели друг на друга несколько минут. Эдмондс и плотник переводили взгляд с капитана на философа и обратно.
Когда-то Кидд был капитаном своей судьбы. Теперь же он оказался в подчинении у тощего школяра с редкой бородкой, и эта перемена его раздражала.
5
Ванты – снасти стоячего такелажа, которыми укрепляются мачты, стеньги и брам-стеньги с бортов судна. Служат для матросов для подъема на мачты и стеньги для работы с парусами.