— Ничего не надо! Нет, принеси воды... и какого-нибудь сока...
— С введением карантина нам уже никто ничего не подвозит...
— Тогда только воды. Теперь вот что. Никто не должен входить в эту комнату, Десдра. Даже ты не приближайся к постели. Все, что я попрошу, оставляй на столе у входа.
— Я могла бы все время находиться рядом с тобой.
— В этом нет нужды, — Капайм покачал головой, тут же об этом горько пожалев. — Я предпочитаю остаться один.
— Ну и страдай в одиночестве и тишине.
— Не смейся надо мной, женщина. Знаешь ли ты, как заразна эта болезнь? Скажи, в холде или в мастерской больше никто не заболел?
— Полчаса тому назад все были здоровы.
— А который час? — спросил Капайм.
— Уже вечереет. Четыре часа.
— Любой, побывавший хоть на одной из Встреч и вернувшийся сюда...
— Ты же это категорически запретил... карантин...
— Ну, какой-нибудь упрямец наверняка решит, что он все знает лучше меня... Так вот, любого, кто появится, тут же изолировать на четыре дня. Судя по сообщениям, обычно инкубационный период составляет два дня, но рисковать не хочется... Кстати, я до сих пор не знаю, как долго больной остается заразным — а значит, нам надо проявлять двойную осторожность. Я буду записывать ход болезни и ее симптомы. И положу свои записи вот сюда... на случай... на случай...
— Знаешь, пессимизм тебе как-то не идет.
— Ты всегда утверждала, что в один прекрасный день я умру от болезни, которую не смогу исцелить...
— Это еще что за разговоры? — рассердилась Десдра. — В Архивах работа идет день и ночь!
— Знаю. Слышал вчера вечером, как храпели ваши работнички.
— А! Мастер Фортин так и решил — никто не смог ответить ему, когда ты вернулся. К сожалению, сам он лег спать до твоего появления, а потому добрался до своего стола только к полудню. Он наверняка захочет с тобой увидеться.
— Ему нельзя входить в комнату!
— Не сомневаюсь, что он и не захочет в нее входить.
Почему не помогает экстракт? Сердце колотится, как безумное...
— Десдра, передай Фортину, что настойка сладкого корня не помогает. Более того, мне кажется, от нее больше вреда, чем пользы. В Айгене и Керуне, между прочим, мы использовали именно сладкий корень — и что толку? Пусть попробует настойку из папоротника. Может, она собьет жар... Пусть пробует и другие жаропонижающие... все средства...
— Как? И все — на одном-единственном пациенте?
— Не волнуйся, — с мрачной уверенностью ответил Капайм, — скоро у вас будет вдоволь пациентов. Пробуй — не хочу... Ладно, Десдра, иди. Моя бедная голова и так гудит, словно барабан.
В ответ на это бессердечная Десдра только хмыкнула. А может, она так выражала симпатию? Кто знает? Капайм никогда не знал, чего от нее ждать. Она всегда говорила то, что думала... Но порой лекарю приходится стать дипломатом.
От разговора с ней ему не стало спокойнее, но странным образом Капайму было приятно, что за ним ухаживает именно она.
Он лежал, стараясь не шевелиться. Лежал, положив голову на подушку, таинственным образом закаменевшую. Ему до смерти хотелось, чтобы боль прошла, чтобы экстракт наконец-то оказал целительное действие. Сердце колотилось, как в лихорадке. О сердцебиении говорили многие пациенты, но Капайм даже не представлял, насколько плохо обстояло дело. И, кроме как на проклятый экстракт, никакой надежды...
Он пролежал, казалось, целую вечность, и хотя головная боль стала немного слабее, сердце все так же бешено стучало в груди. Если бы только удалось привести пульс в норму, он смог бы уснуть... Он страшно вымотался, а сон, полный кошмаров и барабанного боя, не принес облегчения. Мысленно Капайм перебирал известные ему сердечные средства: адонис, белошип, аконит... подумав, он выбрал аконит — старое испытанное лекарство.
Ему пришлось снова встать с постели — операция, сопряженная с неимоверными усилиями и болью; Капайму не хотелось, чтобы стоявший за дверью ученик был свидетелем немощи мастера. Достаточно и того, что главный лекарь заболел...
Двух капель, наверно, достаточно. Аконит — сильное лекарство, и применять его следует с осторожностью. Прихватив с собой лист пергамента, стило и чернильницу, Капайм вернулся в постель. Усилием воли он заставил себя записать все, что чувствовал — симптомы и впечатления, а также все принятые им лекарства, тщательно отмечая время. Закончив, он с облегчением откинулся на подушку и сосредоточился на своем дыхании. Мысленно он приказал сердцу биться все медленнее и медленнее. Где-то посередине упражнения его сморил сон.