Мы поужинали вареными овощами и омлетом, а на десерт были только сушеные финики и маслины. Для меня почти экзотика, так что унывать не приходится.
После десерта на Клодия вдруг напало вдохновение, и он начал декламировать заунывную поэму на смерть гладиатора под рукоплескания довольной толпы. Элиав слушал как завороженный, зато дряхлый Мапроник вскоре уснул, сидя на своей скамеечке. Я какое-то время сохраняла выражение вежливого интереса на лице, а потом тоже заскучала.
В итоге громоздкие стихи моего благодетеля сдержанно похвалила и начала расспрашивать Клодия про гладиаторские поединки, уж очень неоднозначная тема. Выяснилось, что Колизей у них еще не построен, и сражения проходят на другой обширной арене. Новое смертоубийство состоится на следующей неделе в честь богатейшего патриция Аппия Карбона, недавно переизбранного в Сенат.
Этот достойный человек в благодарность своим избирателям выделил уйму денег из личной казны на проведение всяческих развлечений для римской элиты и простого народа. Элиав также подтвердил слухи, что Аппий Карбон закупил у бородатых мореходов разную живность вроде львов, пантер и удавов, так что скучать придирчивым зрителям точно не придется.
Меня немного передернуло от того, с каким восторгом и нетерпением сам Клодий и его… э-э-э… служащие ожидают столь кощунственного зрелища, даже Мапроник взбодрился и открыл один глаз, но что поделать – времена и нравы у них сейчас таковы. На мои попытки пожалеть мужчин, которые выйдут сражаться друг с другом ради прихоти римских вельмож, поэт ответил весьма уверенно, с осознанием своей полнейшей правоты:
– А что о них горевать, Наталия? Большинство из тех, что владеют мечами («гладиус» – по латыни «меч», отсюда и название – гладиатор «меченосец») – это захваченные в плен варвары, надо было умирать на поле брани еще в своих землях. А на растерзание львам обычно отдают преступников, так им и надо.
Я согласен, что зрелище не для женских глаз, но… – Клодий удивленно покачал головой, – видела бы ты как представление нравится весталкам! Благородные девушки просто сходят с ума от восторга при виде того, как свирепый зверь отгрызает лицо своей жертве, а затем одним ударом могучей лапы разбивает череп убийцы или вора.
– Какие жуткие вещи происходят! Нет уж, увольте, я этим зрелищем любоваться не собираюсь. А вот с военнопленными вы все же не правы… Я еще понимаю, что вы заставляете их работать на благо Рима, но смерть для потехи разве не расточительство?
Клодий задумчиво посмотрел на меня добрыми серыми глазами.
– Воистину, ты удивительная девушка, рассуждаешь, как греческий философ Сократ – его отравили соотечественники, участь не завидная. А что касается бойцов на арене… Тебе известно, что в гладиаторы идут и по доброй воле? Например, для кого-то это неплохой способ сколотить начальный капитал и открыть свое дело.
– Серьезно?
– Так поступают некоторые бывшие легионеры, они же ничего более и не умеют, только как сражаться и убивать. У них отличная выучка и кое-кто доживает до собственной медной или кожевенной лавки. Правда, большинство таких ребят увлекаются, опьяненные рукоплесканиям толпы, что уже не могут остановиться после нескольких побед… за кровавое зрелище хорошо платят… Эх!
А долго продержаться в лиге победителей удается лишь единицам. Последнее время на арене немало достойных бойцов из Фракии, они очень храбро дерутся и жутко ненавидят римлян, захвативших их Адрианополь. По разговорам на Форуме я сделал вывод, что фаворитом будущих игр считают некого Дакоса – храброго воина из племени фракийских волков. Ходят слухи, что он был вождем и шаманом, сражался как Марс и был взят лишь огромным числом наших солдат.
Трибун Цезий оценил доблесть и воинское умение своего врага, а потому велел оставить израненного врага в живых. Во время триумфа Публия Фракийского этого "степного волка" в цепях провели по главным улицам и площадям Рима, а после подлатали и сделали гладиатором. Говорят, за полгода он еще не проиграл ни единого поединка, можно поверить, поскольку Дакос все еще жив.
Мы еще немного обсудили с Клодием некоторые достоинства и слабые места его поэмы о гибнущем гладиаторе, кстати, поэт учел ряд моих существенных замечаний и даже сделал поправки, а потом на дворе начало темнеть и пришлось укладываться на покой. Светильники ведь тоже стоили немало, а нам приходилось экономить. А потому мне волей-неволей пришлось привыкать к тому, чтобы ложиться спать сразу же после захода солнца и вставать с первыми его лучами.