Это был момент наивысших успехов Спартака. Его армия выросла, как уверяют некоторые древние авторы, до 120 тыс. человек. Внутри нее царила довольно строгая дисциплина: военная добыча делилась поровну, по распоряжению Спартака, в армии запрещалось употребление золота и серебра. Победы над отборными римскими легионами, несомненно, воодушевляли восставших. Тем более, что, когда Спартак после Мутины направился в Среднюю Италию, ему удалось в Пицене поочередно разбить армии обоих консулов.
В Риме началась настоящая паника. Пожалуй, такого страха там не испытывали со времен нашествия Ганнибала. Сенат наделил чрезвычайными полномочиями и направил на борьбу против Спартака известного римского богача Марка Лициния Красса, поставив его во главе шести легионов.
Красс был вынужден сразу же прибегнуть к чрезвычайным мерам. Дело в том, что посланный им в обход войск Спартака крупный отряд ввязался вопреки его приказу в бой и потерпел чувствительное поражение. Часть воинов спаслась позорным бегством, побросав оружие. Тогда отряд был подвергнут старинному и жестокому наказанию, так называемой децимации. Весь отряд был построен, и каждый десятый воин по фронту подвергнут казни на глазах своих товарищей. Но и эти решительные меры не очень помогли, и дела Красса вначале шли настолько неудачно, что он сам просил сенат прислать ему на помощь прославленных полководцев — Лукулла и Помпея.
Спартак тем временем, минуя Рим, двигался снова в Южную Италию. Теперь у него возник план переправы в Сицилию, где, как известно, сравнительно недавно также бушевала «рабская война» и где сам Спартак и его армия могли надеяться на поддержку. Но переправа в Сицилию не удалась. Пираты, обещавшие Спартаку доставить флот, не выполнили своего обещания, а плоты, построенные самими рабами, разбило и разметало бурей. Положение Спартака становилось тяжелым, тем более что сюда подоспел со своей армией Красс, стремившийся запереть Спартака на южной оконечности полуострова. Для достижения этой цели Красс велел прорыть глубокий ров через весь перешеек — от моря до моря. Армия Спартака, таким образом, оказалась отрезанной.
Но здесь снова проявились в полном блеске военные таланты и находчивость Спартака. В одну темную и бурную ночь, заполнив какой–то участок рва землей, хворостом, трупами лошадей и телами убитых римлян, Спартак перевел через ров свою армию и направился к Брундизию, из гавани которого было легче всего переправиться на Балканский полуостров. В этот напряженный момент среди восставших опять начались разногласия. От армии откололся довольно крупный отряд, избравший своими руководителями Ганника и Каста. Однако, как и в начале восстания, отколовшийся отряд в скором времени был разгромлен римлянами.
Предстояло решающее сражение. На помощь Крассу уже двигались Лукулл и Помпей. Воспрянувший духом Красс сам теперь стремился к битве, дабы не делить чести победы над Спартаком с другими полководцами. Он сожалел о том, что просил сенат выслать их на помощь. Со своей стороны и Спартак тоже предпочитал помериться силами с Крассом, пока к тому еще не подоспели подкрепления.
Последнее крупное сражение произошло в Апулии в 71 г. Как рассказывает Плутарх, перед началом боя Спартаку подвели коня, но он, выхватив меч, убил его и сказал, что в случае победы у него не будет недостатка в самых лучших конях, а в случае поражения ему вообще не понадобится никакой конь. В упорной и кровопролитной битве армия Спартака потерпела поражение; сам Спартак, геройски сражаясь, пал на поле боя. Одному из больших отрядов рабов удалось прорваться к северу, но здесь его встретил и разгромил Помпей, который затем похвалялся, что вырвал таким путем самый корень «рабской войны». Шесть тысяч рабов в знак мести и торжества победителей распяли на крестах, расставленных по дороге, ведущей из Капуи — города, где началось восстание, — до Рима. Восстание было подавлено, потоплено в крови, но отдельные отряды и группы восставших рабов бродили по Италии еще несколько лет.
Таков итог движения. Восстание рабов под руководством Спартака, как и предшествующие ему выступления в Сицилии или других частях Римской державы, окончилось полным поражением. Это, конечно, не было случайным явлением. Вот почему у историка, который стоит перед неизбежностью оценок, возникает целый ряд вопросов, требующих предварительного разъяснения. Могли ли выступления рабов иметь какие–то объективные шансы на успех? Носили ли эти движения чисто стихийный характер? Были ли рабы революционным элементом римского общества? И наконец, каково историческое значение восстаний рабов в древности?
Для ответа на эти вопросы остановимся на тех оценках движения Спартака, которые существовали в советской историографии. Для этого придется вернуться к понятию «революция рабов». Под гипнозом данной формулы советские историки древности упорно искали эту революцию либо в рабских движениях II—I вв. до н. э. (т. е. в первую очередь именно в восстании Спартака), либо в событиях, связанных с падением Западной Римской империи. Но в обоих случаях они оказывались в чрезвычайно затруднительном положении: те, кто говорил о революции рабов во II—I вв. до н. э., не могли удовлетворительно объяснить дальнейшее существование Римской державы и вынуждены были уверять, что вся история Римской империи есть история сплошного, затянувшегося более чем на пять веков кризиса. Те же, кто говорил о революции рабов в V в. н. э., были в не меньшем затруднении, ибо никаких революционных выступлений рабов в это время не происходило (даже если учитывать такие события, как движение багаудов, агонистиков и т. п.).
В поисках выхода из создавшегося затруднительного положения была сделана попытка синтезировать обе точки зрения. Таким образом возникла концепция двухэтапной революции, которую наиболее полно развивал в свое время С. И. Ковалев.
«Мы можем установить, — писал он, — две фазы революции рабов. Первая — это гражданские войны II—I вв. до н. э. Они падают на столетие между 136 и 36 гг. до н. э. В 136 г. началось первое сицилийское восстание рабов, а в 36 г. было разрушено государство рабов и пиратов Секста Помпея. Борьба Октавиана и Антония, закончившаяся в 30 г. гибелью этого последнего, была только несущественным заключительным эпизодом. После этого наступает период относительной стабилизации, так как рабовладельцам удалось разгромить революцию. Но так как процессы экономического распада рабовладельческого общества и обострения всех его социальных противоречий продолжались, то с конца II в. н. э. начинается новый взрыв революции. Она (продолжается до самого V в., прерываясь короткими периодами весьма относительной стабилизации; такие периоды делаются все короче и короче, и, в конце концов, римское общество гибнет под совместными ударами революции и «варварского» завоевания, которое являлось только обратной стороной революции».
Далее С. И. Ковалев указывает на то, что длительность периода, на который растянулась революция рабов, объясняется общим характером рабовладельческого общества и самой революции. Если, например, буржуазная революция во Франции продолжалась чуть ли не сто лет, то нет ничего удивительного в том, что революция рабов растянулась на несколько столетий.
Указанные две фазы «революции рабов» различаются между собою. Во время первой фазы еще не было достигнуто объединение рабов и свободной бедноты, тогда как ко времени второй фазы образовался «единый фронт» революционных сил римского общества — некий блок рабов, колонов и «варваров». Попутно с этим С. И. Ковалев намечает три линии социальных противоречий: между рабами и рабовладельцами, внутри класса рабовладельцев и между гражданами и негражданами. Три линии противоречий соответствуют, по его мнению, трем линиям развития революции.
В дальнейшем С. И. Ковалев отошел от своей концепции двухэтапной революции. В более поздних работах он уже утверждает, что гражданские войны в Риме во II—I вв. до н. э. не могут считаться революцией, ибо истинное, марксистско–ленинское понимание этого термина включает в себя следующие моменты: вооруженное восстание, захват политической власти, смена способа производства. Кроме того, революция, подчеркивает С. И. Ковалев, не может происходить в том случае, если общественный строй, против которого она направлена, переживает период роста, расцвета.
Именно из–за отсутствия этого последнего признака все движения II—I вв. до н. э. не могут считаться революцией. Это были революционные выступления — и восстания рабов, и движение италиков, но в подлинную революцию они не переросли и перерасти не могли. Подобное перерастание осуществилось лишь в эпоху поздней империи, когда, наконец, и произошла революция рабов и колонов, которая вместе с варварским завоеванием положила конец античному обществу.
Поиски несуществующей революции рабов приводили не только к искусственным схемам и натяжкам, но и к явной модернизации. Так, А. В. Мишулин, специально занимавшийся изучением восстания Спартака, тоже фактически признавал две фазы революции рабов. Он писал: «Спартаковская революция как первая фаза революции рабов потерпела поражение, но огромные последствия ее сказались решающим образом на дальнейшем развитии Римской республики. Спартаковская революция вызвала контрреволюцию Цезаря, которая определила переход от республиканского строя к монархии. Рабовладельческий класс, господство которого было надломлено революцией, был вынужден для сохранения власти перейти к военной диктатуре. Это привело позднее к новому обострению классовой борьбы, к новой революции рабов и крестьянства, которая в IV—V вв. окончательно ликвидирует рабовладельческую систему хозяйства».