В речах, обращенных к народу, наоборот, центр тяжести перенесен на персональную характеристику и обрисовку морального облика. Оратор утверждает, что во всей Италии нет такого «отравителя, гладиатора, бандита, разбойника, убийцы, подделывателя завещаний, мошенника, кутилы, мота, прелюбодея, публичной женщины, совратителя молодежи, развратника и отщепенца», которые не признались бы в самых тесных дружеских отношениях с Катилиной. А он сам, т. е. Катилина, принимал участие в позорнейших прелюбодеяниях, разврате и даже в убийствах. Он закалил себя постоянной тренировкой в преступлениях и все свои физические, а также нравственные силы тратил без оглядки на сладострастие и на самые дерзкие поступки.
Что касается характеристики Катилины у более поздних авторов, то в своих общих чертах она совпадает с портретом, столь ярко нарисованным Саллюстием и Цицероном. Пожалуй, наиболее сдержанно характеризует Катилину Аппиан. Он отмечает его знатное происхождение, его психическую неуравновешенность, передает, как слух, версию об убийстве Катилиной своего собственного сына. Кроме того, Аппиан говорит, что Катилина был другом Суллы и «ревностнейшим сторонником его партии». Характеристика Плутарха изобилует рядом весьма красочных, но, видимо, фантастических подробностей. Например, историк уверяет, что Катилина жил со своей незамужней дочерью, убил родного брата, который был в дальнейшем, по его же просьбе, включен Суллой в список проскрибированных. Не менее фантастична и такая деталь: заговорщики обменялись друг с другом клятвами, а для закрепления этих клятв якобы зарезали человека и отведали его мяса. В рассказе о заговоре еще более позднего автора — Диона Кассия — развернутой характеристики Катилины не содержится, хотя и повторяется маловероятная версия — правда, в более неопределенной форме — о взаимных клятвах заговорщиков и сопутствующем им кровавом ритуале.
Таким образом, следует признать, что портрет Катилины создан еще его современниками, но современниками–врагами. Это весьма существенно. Потому–то сохранившийся и дошедший даже до нашего времени портрет, по существу говоря, не обладает живыми и реалистическими чертами, но скорее представляет собой идеальный образ злодея, построенный на основе ходовых для того времени штампов и канонов. Это становится особенно ясным, если обратиться к современным же характеристикам Цицерона.
Их сохранилось, строго говоря, совсем немного. Если исключить довольно яркие, но вместе с тем весьма специфичные «самохарактеристики», содержащиеся в речах, а главным образом в переписке Цицерона, то у нас остается такой сомнительный и принимаемый многими исследователями за значительно более позднее риторическое упражнение источник, как инвектива Саллюстия против Цицерона.
Она построена в общем по тому же канону, что и «образцовый портрет» Катилины. Сначала перечисляются личные качества и свойства Цицерона, вернее сказать, его пороки, — т. е. дается моральная характеристика. Цицерон оказывается человеком, взявшимся бог весть откуда, обрекшим с детства свое тело на удовлетворение желаний первого встречного и даже красноречие свое купившим у Пизона ценою потери целомудрия. Такова вся семья: жена — святотатка, нарушительница прав божественных и человеческих, дочь — развратница. Состояние он нажил грабежом и насилием, ибо откуда иначе у него были бы средства так роскошно отделать свои Тускуланское и Помпеянское поместья?. Общий вывод о моральном облике таков: ни одна часть тела этого человека не может считаться неопозоренной — язык полон пустословия, руки не насытятся грабежом, чрево — невоздержностью, а ноги приспособлены лишь к трусливому бегству; наиболее же постыдно то, о чем даже и говорить неприлично.
Затем идут обвинения политического характера. Снова подчеркивается, что Цицерон — чужак, выскочка (homo novus), его консульство оказывается уже чуть ли не причиной заговора и всех потрясений в государстве. Он обвиняется в лихоимстве; более того, утверждается, что тот, кто не желал дать ему взятку, тот именно и считался участником заговора и злоумышленником против сената. Далее говорится, что Цицерон — перебежчик от одной партии к другой, причем в любом случае вероломен, да и ныне он служит опорою тем, кого сам ранее именовал тиранами, а тех, перед кем преклонялся и раболепствовал, называет теперь безумными. Во время его консульства господствовал произвол, от которого зависели и жизнь и смерть граждан, права вольности были попраны. В заключение консульство Цицерона — по существу, а не по названию — сравнивается даже с диктатурой Суллы.
Подобные преувеличения не должны нас удивлять. Они относятся к тем же канонам и приемам создания портретов «образцового злодея» (или, наоборот, «образцового героя») и характерны для риторических упражнений на заданную тему. Поэтому в данном случае нам действительно неважно, насколько «облик» Цицерона, набросанный в инвективе, близок к подлинному, как неважно и то, в какой мере можно считать подлинной самую инвективу, т. е. принадлежит ли она, как говорит традиция, Саллюстию или представляет собой значительно более позднее упражнение в риторическом красноречии.
Характеристики Цицерона, встречающиеся у Аппиана или Плутарха, выдержаны в гораздо более спокойных тонах. Говоря о незнатности происхождения Цицерона, Аппиан подчеркивает, например, что этим обстоятельством пользовался Катилина для издевательств над своим врагом. Сам же Аппиан отзывается о Цицероне положительно, считая его не только выдающимся оратором, но и государственным деятелем, оказавшим во время своего консульства величайшие услуги родному городу. Правда, он не одобряет его униженного, растерянного и даже трусливого поведения во время борьбы с Клодием, но и здесь он несколько смягчает свое ироническое отношение ссылкой на аналогичный случай с Демосфеном.
Плутарх в биографии Цицерона не дает где–либо в одном месте развернутой характеристики своего героя, однако по всей биографии рассыпаны отдельные, иногда, мелкие, но все же достаточно характерные черты. В общем Плутарх положительного мнения о Цицероне как о государственном деятеле: ему принадлежит приводившееся выше описание «триумфального шествия» Цицерона после казни заговорщиков, в чрезвычайно сочувственном тоне описывается и наместничество в Киликии, и взаимоотношения с населением. Достаточно высокого мнения автор о Цицероне как об ораторе и о философе. Критические же замечания и оценки идут, пожалуй, по следующим двум направлениям: Цицерону ставится в вину отсутствие мужества (защита Росция, колебания по поводу приговора катилинариям, поведение перед и во время изгнания, растерянность при защите Милона и т. п.), а также чрезмерное честолюбие и самовосхваление (начиная с его управления Сицилией после квестуры и вплоть до последних дней борьбы с Антонием). Эти же черты, кстати сказать, подчеркиваются Плутархом в заключительных главах биографии (т. е. при сопоставлении с Демосфеном).
Таковы отзывы современников или историков, живших несколько позднее, но бывших все же представителями античной историографии, о двух интересующих нас главных героях развернувшейся в это время напряженной политической борьбы. Не будем торопиться с окончательными выводами и оценками, ознакомимся прежде — хотя бы в самых общих чертах — с ходом заговора.
Прежде всего следует отметить, что глава движения — Катилина был вынужден перейти к «антиконституционным» действиям в силу стечения ряда неблагоприятных обстоятельств. Его политическая карьера была бы вполне обычной и даже стандартной карьерой молодого знатного римлянина, если бы не целая цепь неудач, исключительное «невезение». Сначала все шло более или менее благополучно. Молодой, но уже видный сулланец, аристократ, он не был даже особенно скомпрометирован судебным делом, возбужденным против него по обвинению в, кощунственной связи с весталкой Фабией (которая, кстати говоря, была сестрой жены Цицерона) — обстоятельство, проливающее некоторый дополнительный свет на взаимоотношения между самим Цицероном и Катилиной), ибо благодаря защите видного деятеля сенатской партии Кв. Лутация Катула он был оправдан. В 68 г. Катилина — претор, после чего он получает в управление провинцию Африку. Вернувшись в 66 г. в Рим, он выставляет свою кандидатуру на занятие консульской должности (на предстоящий 65–й год) и тут впервые терпит неудачу. Специальная делегация из Африки явилась в сенат с жалобой на бывшего наместника, обвиняя его в притеснении и лихоимстве. В этой ситуации кандидатура Катилины не могла оставаться в списке претендентов.
Консулами на 65 г. были избраны Публий Автроний Пет и Публий Корнелий Сулла (разбогатевший во время проскрипций родственник диктатора). Однако вскоре после своего избрания они были обвинены в подкупе избирателей и осуждены по соответствующему закону Кальпурния. Выборы были кассированы, а на вновь назначенных в консулы прошли конкуренты осужденных Луций Манлий Торкват и Луций Аврелий Котта.