Все эти события, завершающие как бы первый этап движения, дают основания Саллюстию с горечью отметить, что не только те, кто непосредственно принимал участие в заговоре, но и «весь плебс в целом, стремясь к государственному перевороту, сочувственно относился к начинаниям Катилины». Причем Саллюстий подробно объясняет, что он имеет в виду и городское население, и сельскую молодежь, и всех тех, чьи родители пострадали во время проскрипций Суллы, и, наконец, даже тех, кто просто не принадлежит «к сенатской партии». Кстати сказать, не лишен своеобразного интереса тот небольшой экскурс, небольшое отступление, которое специально делает Саллюстий, дабы изложить свойственную ему точку зрения на роль и характер «партийной борьбы» того времени. Речь идет о таких политических силах: плебс, руководимый народными трибунами (главным образом молодыми!), и нобилитет. Именно между этими двумя общественными группировками (и их вождями) развертывается борьба. Она, как всегда, прикрывается «самыми благовидными предлогами». Каков же ее истинный характер? Здесь Саллюстий дает следующую мудрую и скептическую формулу: одни уверяли, что защищают права народа, другие — что стремятся поднять авторитет сената, все вместе — что они отстаивают общественное благо; на самом же деле каждый боролся только за собственное могущество.
Каково было дальнейшее течение событий, как развертывался далее заговор после отъезда Катилины из Рима? Руководящую группу заговорщиков возглавлял теперь Публий Корнелий Лентул. Был разработан следующий план: народный трибун Луций Бестия выступает в комициях с резкой критикой деятельности Цицерона, возлагая на него ответственность за фактически уже вспыхнувшую гражданскую войну. Это выступление должно послужить сигналом к решительным действиям: большой отряд заговорщиков во главе со Статилием и Габинием был обязан одновременно поджечь город в 12 разных пунктах, Цетегу поручалось убийство Цицерона, ряду молодых участников заговора из аристократических семейств — истребление собственных родителей.
Не ограничиваясь подготовкой этих мер, Лентул дает одному из своих доверенных людей поручение позондировать почву у аллоброгских послов и склонить их к поддержке заговора. Это были послы галльского племени, прибывшие в Рим с жалобой на притеснения магистратов и на действия публиканов, доведших аллоброгскую общину почти до полного разорения.
Сначала представителю Лентула как будто бы удалось соблазнить послов аллоброгов всякими заманчивыми обещаниями. Но, поразмыслив, они предпочли надеждам на радужное будущее более прочные и реалистические позиции в настоящем. Поэтому о всех предложениях заговорщиков они сообщили своему патрону, некоему Кв. Фабию Санге, который в свою очередь немедленно доложил обо всем Цицерону. Последний посоветовал аллоброгам получить от главарей заговора письма, адресованные вождям их племени. Лентул, Цетег, Статилий и Габиний оказались настолько наивными людьми и неопытными конспираторами, что вручили аллоброгам компрометирующие их документы за всеми подписями и печатями.
Когда в ночь со 2 на 3 декабря аллоброгские послы с сопровождавшим их представителем заговорщиков Титом Вольтурцием пытались выехать из Рима, они, по распоряжению Цицерона, были задержаны на Мульвийском мосту и доставлены в город. Имея теперь на руках документальные доказательства антигосударственной деятельности заговорщиков, Цицерон распорядился об их аресте. На утреннем заседании сената заговорщикам был устроен допрос. Тит Вольтурций, допрашиваемый первым, сначала запирался, но, когда сенат гарантировал ему личную безопасность, чистосердечно покаялся. Аллоброги подтвердили его показания; с этого момента арестованные главари заговора оказались в безвыходном положении. Сначала речь шла о четырех людях: Лентуле, Цетеге, Габинии и Статилии; затем к ним был присоединен некто Цепарий, который, по планам заговорщиков, должен был поднять восстание в Апулии.
Слух об окончательном раскрытии заговора и об аресте его вождей распространился по всему городу. К храму богини Согласия, в котором и происходило заседание сената, собрались огромные толпы народа. Цицерону была устроена овация, и он обратился к народу с новой речью против Катилины. Саллюстий по этому поводу иронически замечает: «Плебеи, которые сначала вследствие своей склонности к государственным переворотам относились к войне весьма сочувственно, после раскрытия заговора быстро переменили свое мнение и, осыпая проклятьями замыслы Катилины, стали до небес превозносить Цицерона — они радовались и ликовали так, как будто им удалось стряхнуть с себя цепи рабства».
Однако дело еще не было доведено до своего логического конца. Следовало решить судьбу заговорщиков, тем более что вольноотпущенники Лентула и Цетега как будто замышляли освободить арестованных при помощи вооруженной силы. Цицерон снова созывает — 5 декабря — в храме Согласия заседание сената, на котором он и ставит вопрос о дальнейшей судьбе и мере наказания для арестованных. Кстати сказать, обсуждение подобного рода вопросов по существующей традиции или по неписаной римской конституции отнюдь не входило в сферу компетенции сената.
Знаменитое заседание от 5 декабря более или менее подробно описано всеми авторами, которые повествуют о заговоре (наиболее подробно, конечно, Саллюстием). При обсуждении вопроса первым получил слово избранный консулом на 62 г. Децим Юний Силан. Он высказался за высшую меру наказания. К нему присоединились другой консул будущего года Луций Лициний Мурена и ряд сенаторов. Однако, когда очередь дошла до Гая Юлия Цезаря, прения приняли несколько неожиданный оборот. Цезарь, отнюдь не обеляя заговорщиков, высказался, тем не менее, против смертной казни — не только как противозаконной меры, но и как крайне опасного прецедента. Он предложил держать арестованных в заключении, распределив их по муниципиям, имущество же их конфисковать в пользу казны.
Предложение Цезаря произвело перелом в настроении сенаторов. Не помогло даже и то, что Цицерон, прервав на время голосование, выступил с очередной речью против Катилины. Было внесено предложение отложить вопрос о судьбе заговорщиков до победы над Катилиной и его войском. Сам Децим Силан сказал, что под высшей мерой наказания он подразумевал лишь заключение в тюрьму. Неясно, каково было бы решение сената в подобной ситуации, если бы не крайне резкая и убежденная речь Марка Порция Катона, который обрушился на заговорщиков, на всех колеблющихся, а Цезаря весьма прозрачным намеком выставил чуть ли не в качестве соучастника заговора. Его выступление решило дело. Подавляющее большинство сенаторов проголосовало за смертную казнь.
Поздним вечером 5 декабря Цицерон лично препроводил Лентула в подземелье Мамертинской тюрьмы; туда же преторы доставили остальных четырех арестованных. Все они были удушены. Именно после этих событий консул произнес свое знаменитое «vixerunt», а восторженные толпы народа приветствовали и сопровождали его на пути домой. Таким образом, в нашем рассказе о заговоре Катилины мы возвратились к исходному пункту. Как было уже отмечено, он знаменовал собой завершение предпоследнего акта трагедии.
Последний же акт заключался в следующем. Пока в Риме развертывались описанные события, Катилина в Этрурии деятельно формировал легионы. К нему стекалось большое число добровольцев, однако он, что специально отмечает Саллюстий, категорически отказывался принимать рабов, не желая даже «создавать впечатление, что он допустил в деле, касающемся римских граждан, участие беглых рабов». Так продолжалось до тех пор, пока в лагерь не поступили известия о провале заговора в Риме и о казни заговорщиков. Ситуация в лагере резко изменилась. Вместо притока добровольцев начинается все разрастающееся бегство, и Катилина вынужден отвести свое войско в район Пистории, чтобы оттуда по окольным дорогам и тропинкам пробраться в Галлию. Но этому плану воспрепятствовал Кв. Метелл Целер, находившийся со своей армией в Пиценской области. Узнав от перебежчиков о намерениях и маршруте Катилины, он двинул легионы к горной подошве Апеннин. Катилина оказался окруженным: с севера и северо–востока — Апеннинский хребет, за которым находился Целер, с юга — консульское войско во главе с его бывшим товарищем Гаем Антонием, с запада — Тирренское море. Оставался единственный выход — испытать судьбу и военное счастье, приняв бой с армией Антония.
Решающее сражение произошло в самом начале 62 г. при Пистории. Гай Антоний, видимо не желая лично выступать против бывшего друга, поручил ведение боя своему легату, опытному командиру Марку Петрею. Обе стороны дрались с крайним ожесточением. Войско Катилины было разбито. Сам он погиб, ринувшись, как простой воин, в гущу боя. Его тело нашли далеко от своих, среди вражеских трупов, и, по словам Саллюстия, «на лице его выражалась все та же непреклонность характера, которой он отличался при жизни». Таков был исход, трагическая развязка событий, известных в истории как «заговор Катилины».