В 280 г. до н. э. Пирр вторгся в Италию. В ходе двух жестоких и кровопролитных сражений он нанес поражение Риму. Но говорят, что греческий царь, увидев, как много его солдат погибло ради достижения этого результата, сказал: «Еще одна такая победа — и мы погибли!» (Отсюда появилось выражение «пиррова победа».) Как бы то ни было, уже к 275 г. до н. э. римлянам удалось вернуть удачу на свою сторону. Они разбили Пирра у Беневента, близ Неаполя, изгнали его армию и смогли теперь спокойно взять под свой контроль всю южную Италию.
Увидев поражение честолюбивого греческого царя Пирра, остальные средиземноморские правители были вынуждены признать: в регионе появился новый крупный игрок. Хлынув с семи холмов, волны энейцев-римлян докатились теперь и до чужих берегов. Они несли с собой власть Рима.
I РЕВОЛЮЦИЯ
В 154 г. до н. э. состоялись пышные публичные похороны Тиберия Семпрония Гракха. Его внесли на территорию Форума одетым в наряд полководца-триумфатора: пурпурная тога, усеянная серебряными звездами, и символ власти — прутья с топором, — все это указывало на исключительность его свершений. В знак уважения к почившему знатные люди шли в процессии небритыми, в черных одеждах, с покрытыми головами; женщины в отчаянии били себя в грудь, рвали волосы на голове, расцарапывали ногтями щеки. Среди собравшихся были и профессиональные плакальщики, и танцоры с актерами, которые пантомимой изображали деяния умершего. Но самым удивительным в облике собравшихся было то, что многие из мужчин шли в погребальных масках, сделанных из воска и похожих, почти до жуги, на самого Гракха и его предков, причем цвет и форма этих масок также были вполне реалистичны. Тем временем тело покойного, с которым люди в масках имели столь поразительное сходство, поместили на трибуну председателя Форума — пред взоры всех римлян: богатых и бедных.
Когда мужи, представлявшие предков Гракха, расселись по своим местам, один из них выступил с речью, в которой восславил деяния почившего. Вспомнить было о чем. Гракх дважды избирался на высший в республике пост консула, а также и на второй по значимости после консула пост цензора. На военном поприще он добился успехов во время кампаний в Испании и на Сардинии. За обе эти победы его удостоили триумфа — так называлось торжественное шествие, в ходе которого отличившийся полководец пересекал священные пределы города, возвращаясь к гражданской жизни в Риме. Но, несмотря на все свершения, покрывшие славой его имя, Гракх прослыл человеком, мало заботящимся о личном успехе. Его похороны свидетельствовали о публичном признании именно этой добродетели. По мнению римлян, служение республике он ставил выше собственных интересов, а народное благосостояние являлось первой и самой главной его заботой. Можно сказать, что эта похоронная речь имела ту же цель, что ношение масок. Она напоминала присутствующим о том, что «непрестанно возобновляется память о заслугах доблестных мужей, а через то самое слава граждан, совершивших что-либо достойное, имена благодетелей отечества становятся известными народу и передаются в потомство».[8]
Но «возобновление» памяти о славных деяниях Гракха — как с помощью масок его семьи, так и с помощью поминальной речи — имело и другую, более частную функцию. Оно должно было воспитывать в его сыновьях, внуках и последующих потомках стремление ориентироваться на эти деяния в своей жизни. Одной из наиболее характерных черт римской аристократической элиты было стремление почтить память отцов, добиваясь схожих или даже больших успехов на поприще служения республике, будь то военные дела, укрепление власти Рима на новых территориях или внутренняя политика. Похоже, ни в чьем другом сердце не горело это желание с такой силой, как в сердце девятилетнего сына Гракха, чье полное имя было также Тиберий Семпроний Гракх.
Мальчик стоял подле матери и влиятельных сенаторов, взирая на погребальное пламя, разведенное за пределами Рима, — именно там после публичной панихиды кремировали тело его отца. По окончании всех церемоний мальчика, должно быть, переполняло желание выдержать любые испытания и принять даже смерть, лишь бы удостоиться таких похвал, какие заслужил его отец. Теперь наступала его очередь поддержать родовые имя и славу. Но эта обязанность усугублялась еще и тем, что ему предстояло также поддержать авторитет другой семьи — к которой принадлежала его мать Корнелия.