Так, косо криво, обогнув по большой дуге дозор немцев, я падаю - в прямом смысле слова - на задницу, с другой стороны их стоянки. Вроде как в тыл, но моей пятой точки от этого не легче. Ей вообще по фигу, где падать на камни, в неприятельском тылу, или в расположение своих войск, все ровно больно.
Отойдя от боли, и немного помассировав ушибленное место, я отправился покорять новую вершину, на этот раз по старинке, то есть ножками.
Подъем, в этом месте гор, оказался куда круче, чем с другой стороны. Сплошные острые камни и нагромождение валунов. Здесь не то, что лошадь не провести, здесь человеку, не знакомому с горами, делать нечего. Я орудовал всеми конечностями, чтобы взобраться наверх и при этом не упасть в низ.
Часа два я занимался альпинизмом, пока не выбрался на более приемлемую тропинку. Но идти дальше я не стал. Тут, насколько я помнил план нарисованный пленниками, рукой подать до дозора, а мне требовалась небольшая передышка, руки затекли. К тому же, в моих планах не было намерения появляться перед немцами при свете дня, топоры то я не брал. Будет ночь, будет работа для 'вишни', единственному оружию, не считая засапожников, которое я взял с собой.
С наступлением темноты, я продолжил движение и первое что я увидел, выбираясь на площадку, это... ничего. Ни движения, ни фонарей, вообще ничего, одна кромешная тьма, с еле заметными пятнами снега на общем фоне.
'Весело, и как мне теперь, становиться 'на четыре кости' и прощупывать каждый камушек на своем пути, что ли'?
Конечно, я не стал так делать, а понадеялся на то, что плененные 'бюргеры', не наврали, когда рисовали план. На мое счастье так и было, я быстро нашел палатку, в которой горел свет и осторожно, чтобы не наделать шума, направился к ней, в надежде 'погреть ухо'. Когда же я это сделал, то мысленно обозвал себя ослом. Ведь я на немецком, кроме 'шнеля' и 'щвайн', ни бельмеса не понимаю.
Долго я ждал, когда немцы перестанут нести 'абракадабру' и не улягутся спать. Потом еще подождал, чтобы они наверняка уснули, а затем медленно и осторожно направился в сторону своих. С полчаса я пытался высмотреть или услышать часового перед спуском, но никого так и не нашел.
'Значить и бюргеры не без недостатков'
Полазил на карачках, нашел подходящий камушек и запустил его со всего маху в 'чашу'. Это был сигнал Николаю, но уж больно громким он получился.
В палатке тут же снова загорелся свет и послышался разговор. Я по-быстрому свалил в сторону, а из палатки кто-то вышел и стал чиркать огнивом. Через минуту, под светом факела в его руке, я увидел, что это минотавр, с неестественно кучерявой шерстью на лице. Он направился прямо к тому месту, где, чуть ранее, стоял я.
Ждать 'с моря погоды' или когда он начнет орать, если услышит шаги Николая, не вариант. Я подскочил к нему из-за спины, и несколько раз проверил его печенку на прочность. Затем затоптал упавший факел и попробовал оттащить полу-быка в сторону. Да куда там, я даже не смог его сдвинуть с места, пришлось с этим смириться и дожидаться когда из палатки выйдет следующий 'бюргер', обеспокоенный долгим отсутствием товарища. На этот раз вышло двое, но без факела, и стали звать некого Вальтера.
По-видимому, это умерщвленный мной минотавр.
Один из них, что то сказал другому и тот вошел в палатку, затем появился с факелом, который тут же зажгли, а за ним еще трое, еще с одним факелом.
Это мне не очень понравилось, пять не один и даже не два, по-тихому их снять уже не получится.
Тем не менее, я не собирался ждать, когда они поднимут тревогу, а сам нырнул в палатку, когда они от нее отошли. Первым делом нужно предотвратить отправку голубей, которые и находились в ней.
В палатке, на лежаках, лежали восемь представителей разных видов, включая людей. С них то, как ближайших к выходу, я и начал, орудуя 'вишней' в правой руке и засопожником в левой.
О тихом устранении 'бюргеров', не могло быть и речи. Крики, ругань, все было, но мой козырь был во внезапности и половину из них я 'оприходовал' еще до первых криков. Когда же с последним, было покончено, я затушил фитиль масляной лампы, - прозванными в народе 'жириками' - разрезал заднюю стенку палатки и выбрался через нее наружу. Не теряя темпа, обежал ее вокруг, и напал с тыла, на пятерых немцев, не решавшихся войти в темную палатку, из которой, на их крики, никто не отвечал.
Отдыхать на посту не стали, а двинулись дальше с первыми лучами солнца. Но наш отряд уменьшился на три человека, двое из которых будут стеречь пленных, а один отправится в лагерь моховцев за помощью, что бы те помогли доставить пленных к ним. Горы, не то место, где можно конвоировать пленных с завязанными руками, они или убьются или столкнут охрану со склона.