Выбрать главу

Я начал сдвигать лезвия мечей, показывая насколько серьезны мои намерения. И когда на горле детины показалась кровь, старик сдался.

- Стой, - он поднял руки в протестующем жесте - я согласен, сколько ты хочешь?

'Опа, а расценок то я не знаю. Сколько просить, кошель золотых? А вдруг это сопоставимо с ценной, скажем, целого табуна ломовых, тогда точно перебор. Просить золотой? Если его курс мал, то можно обидеть самого детину, что так дешево оценил его голову. Придется действовать на удачу, слово не воробей, назад не загнать'.

- Кошелек серебра - твердым голосом сказал я.

У Юры, старика, да и у самого детины округлились глаза и я понял, что курс рубля довольно высок. Но отступать поздно, придется дожимать.

- Или ты считаешь, что жизнь твоего сына не стоит таких денег - я слегка надавил мечами на шею детины.

Фома Митрич, как назвал кузнеца Юра, молча развернулся и пошел в кузню. Через несколько минут он вынес кожаный мешочек, какие мне доводилось видеть только в исторических фильмах, раскрыл его и высыпал монеты на стол, возле кузни.

- Я признаю свою неправоту, - сказал он - отпусти моего сына.

Я убрал мечи от горла детины, но возвращать их не спешил. Хоть, по дороге сюда, мы с Юрой дольно дружелюбно разговорились, я не забыл слов Николая и Маэстро. Мне нужно избавиться от его опеки и, походу, у меня появился повод.

- Скажи, пожалуйста, Фома Митрич - с уважением обратился я к кузнецу - Юра знал о том, что ты будешь меня проверять?

Фома Митрич дернул плечами и ответил.

- Конечно, мой род издревле проверяет всех Богомиров, прежде чем взяться за заказ.

Так вот, зачем меня сюда привели, заказать оружие и бронь. То, что я у, так называемых, Перуничей, я понял. Еще в детстве мне рассказывали что Перун, до Рюриковичей, был богом-кузнецом и все кузнецы считались его детьми и только после смерти Гостомысла и с нашествием варяг и хазар, его сделали богом войны, которого у славян просто не было. Но я сомневаюсь, что у меня получится объяснить Фоме Митричу, как сделать мои топоры. Ведь, мы с отцом их делали спонтанно, не измеряя толщину и угол лезвий. Отец ковал, я пробовал, что-то не так, опять на перековку. Не знаю, смогу ли я, без отца, обрисовать требуемое?

'Подожди?! Маэстро с Николаем вряд-ли радовались именно этому, скорее всего, здесь что-то еще, помимо банального заказа доспеха и оружия. Ладно, избавлюсь от дяди и начну задавать вопросы, надоело быть шаром, который пинают то в одну лузу, то в другую, при этом, не объясняя, что меня там ждет'.

Я с разворота ударил Юру плашмя, по внешней стороне бедра. Тот, с криком, повалился на землю.

- Ты, не предупредил меня и подставил этих людей - наехал я на своего дядю, лежачего на промокшей земле и держащегося за ушибленное бедро - прав был Николай, когда сказал, что веры тебе нет.

- Да ты чего Олег - причитал Юра, глядя на меня испуганными глазами - из-за этой мелочи ты...

- Это не мелочь - перебил я его - ты видел, что здесь происходило и, тем не менее, промолчал.

- А что я должен был делать?

- Ты должен был признать, что все это по твоей вине - повышая голос, говорил я - и за это ты выплатишь виру этим людям - я указал, мечем в сторону кузнеца и его сына - в двойном размере, от той, что они заплатили мне и в золоте.

И вдруг, от Юры начала исходить волна страха, или как назвал ее отец, 'дар власти'. Слабая, еле ощутимая, но не менее опасная.

Я не стал медлить и снова ударил Юру плашмя, на этот раз в левую часть лица. Отчего та, буквально на глазах, превратилась в одну большую гематому.

Я не боялся дара власти, он просто на меня никак не действовал. Отец не раз испытывал его действия на мне, и он постоянно удивлялся моему равнодушию. Я же не испытывал никакого дискомфорта, от использования против меня 'дара власти', но, я постоянно чувствовал, когда отец его применял и во время трапезы и во время тренировок. Но я никогда не говорил ему об этом. Я тщательно скрывал это от него. Как он сказал - никто и никогда, недолжен, знать о моих способностях, даже близкие.

И сейчас, когда Юра попытался использовать 'дар власти' против меня, я его почувствовал и ударил, до того как волна дойдет до папы с сыном. Потому-что, если она, все же, дойдет до обычных людей, то они могут повести себя неадекватно. Могут, и за оружие схватится, по крайней мере, о таком случае рассказывал отец.

- Правильно - заговорил сын кузнеца, который стоял, от меня, в нескольких шагах - так его душегуба.

- Что опять - кузнец, который стоял возле кузни в десятке метров от сына, хлопнул себя ладонями по бедрам - вот сволочь, ну никак не успокоится.