Противостояние Лугальзаггеси и Саргона — первая серьезная развилка в истории Южного Двуречья. Здесь мы сталкиваемся с ситуацией выбора пути, и путь этот пролегает в противоположные стороны. Документы, дошедшие от времени Лугальзаггеси, позволяют сделать вывод о традиционности его «политической программы». Завоевав Южное Двуречье, уммийскии царь перебрался в военный центр шумеров Урук, добился, чтобы его избрали лугалем в Ниппуре, и поставил свою власть на службу общинной олигархии. Если бы на его пути не возник Саргон, можно было бы ожидать традиционного шумерского стремления к выделению своего города из числа других, иерархии «центр — провинция», «старший город — младший город», перераспределения благ в пользу общинных авторитетов и высшего храмового жречества, отношения к богам скорее родственного («отец — сын»), чем нейтрально-иерархичного («начальник — подчиненный»). То есть, даже захватив всю территорию Двуречья, Лугальзаггеси не смог бы ничего сделать для объединения страны и для обеспечения согласованного единства в работе местных ирригационных систем. В результате возникли бы недовольные, по новому кругу пошли бы междоусобные войны городских правителей и требования вернуть страну в условия изначальной справедливости, то есть ко всеобщему равенству первобытной эпохи. Шумерский путь политического развития с самого начала был как бы «закольцован»: в его истоках — борьба сильного лидера со своими соперниками за право обладания всей властью и всем имуществом; в его середине — столкновение лидера и общины, которая не хочет усиления власти одного и требует его подчинения нормам коллективизма; в его конце — приход нового лидера, который сперва поддерживает общинную справедливость, а потом начинает проявлять себя как прежний гегемон.
Совершенно иной путь был уготован Месопотамии при Саргоне, и здесь не следует, вероятно, сбрасывать со счетов его семитское происхождение. Хотя самим Саргоном оно нигде и никак не подчеркивалось (просто потому, что представления о национальности в то время не было), но объективно весьма повлияло на всю историю Двуречья при его династии. Следует заметить, что именно афразийским правителям (семитам и египтянам) в древности было свойственно стремление к унификации власти и политическому объединению страны, к обожествлению царя и жесткой иерархизации пантеона. Афразийское сознание любит единство непохожих феноменов, шумерское, напротив, предпочитает множество похожих и даже подобных друг другу вещей.
Исход этого соперничества решила военная подготовка и тактика обеих армий. Шумерское войско уже со времен Эанатума состояло из трех родов: легкой пехоты, вооруженной дротиками, боевыми палицами и булавами; тяжеловооруженной пехоты в шлемах и с длинными копьями; колесничных войск. Лук почему-то не пользовался у шумеров популярностью, хотя и был известен. Ходили шумеры сомкнутым строем, и притом как пешки в шахматах — только вперед. Их армия не была мобильной, она не умела устраивать засады, внезапно нападать, разделившись на фланги. Иначе дело обстояло в войсках Саргона. Основу его армии составляла легкая пехота, действовавшая рассыпным строем и делившаяся на лучников, копейщиков и воинов, вооруженных секирами. В боях против тяжеловооруженной шумерской пехоты, составлявшей костяк войска Лугальзаггеси, армия Саргона одерживала одну победу за другой, пока, наконец, не захватила в плен самого уммийского царя. У войска Саргона был достойный противник: на стороне Лугальзаггеси воевали 50 энси различных городов. Но захватить царя в плен не означало отлучить его от власти, и Саргон прекрасно это понимал. Власть шумерского царя должна заканчиваться там же, где началась, — в священном Ниппуре. Поэтому Лугальзаггеси в медных оковах был проведен через ниппурские «ворота Энлиля», после чего лишился власти и был отдан на суд самого Энлиля, точнее — его жрецов, скорее всего, приговоривших уммийского гегемона к смерти.