Марис сидела с открытым ртом. Бунгус резко вздохнул. Все молчали.
— Этим не ограничилось, — вздохнул и Линиус. — Перед моими последующими посещениями оно передвигало стеклянные сосуды так, чтобы я на них наткнулся и разбил, или засовывало острые осколки стекла в рычаги управления, чтобы я порезался, сжимая их руками. Казалось, его радует вид крови.
Хотя я и старался не реагировать, моё беспокойство росло, иногда это был страх. И каждый раз, когда я ощущал страх, я видел, как это существо жадно облизывает свои тонкие губы и смотрит на меня своими большими немигающими глазами. Казалось, оно чувствует мои эмоции, вырастая и смелея с каждым днём.
Но я всё ещё отказывался верить, что допустил ошибку. Я хотел продемонстрировать существу любовь и заботу, чтобы и у него развились эти чувства. Но существо реагировало только на страх и боль. Иногда во мне брало верх возмущение, и однажды, когда оно разбило капиллярную трубку на острые осколки, которыми так любило мучить меня, я потерял голову и в диком гневе бросился на него. «Клянусь Хрумхрымсом, я убью тебя!» — кричал я. Я схватил его и поднял над головой, как бы собираясь бросить оземь.
Я тут же пожалел о своём поступке. Оно ведь было почти невесомым, весило почти столько же, что и при появлении, хотя и заметно выросло. Меня охватила жалость, я осторожно опустил его. Оно смотрело на меня холодными немигающими глазами. «Хрумхрымс? — сказало оно тихо. — Хрумхрымс, Хрумхрымс». Мои глаза наполнились слезами. «Бедняжка, — сказал я. — Не повезло тебе с учителем. Из-за него твоим первым словом стало проклятие из Дремучих Лесов». — «Хрумхрымс!» — повторило оно и ускользнуло в свой затенённый угол.
Линиус сел в кровати, его лицо пылало. Потом он обратился к Марис:
— Налей мне, пожалуйста, твизловского напитка. В горле пересохло.
Марис выполнила его просьбу, но, когда он поднял стакан ко рту, рука его дрогнула, и стакан выпрыгнул из рук. Ярко-красная жидкость, похожая на кровь, залила белые простыни.
— Осторожно, отец, — сказала Марис, — давай я налью тебе снова.
— Не надо, — сказал Бунгус. — Рассказывай скорее, Линиус, я боюсь, время истекает.
Линиус согласно кивнул и продолжал:
— С этого момента роли поменялись. Я оказался наблюдаемым и подопытным. Мне следовало тогда же признать опыт неудавшимся и прекратить его. Но я чувствовал ответственность за жизнь, которую создал, и стал искать допущенные мной ошибки в воспитании существа, в его образовании, чтобы исправить их.
Я стал чаще посещать Большую Библиотеку. Если бы я точно определил, что это за существо, я бы мог предпринять соответствующие шаги. Потом я упал, совершенно глупо. Тысячи раз до этого я выходил из подвесных корзин на платформы, а тут поскользнулся.
— Так вот как ты поранил ногу. Мне ты сказал. — прервала его Марис.
— Я знаю, что я тебе сказал, — в свою очередь перебил её Линиус. — Я не хотел тебя ввязывать во всё это. Поэтому я вызвал сына Шакала Ветров. Мне нужен был помощник, которому я мог бы доверять задания, непосильные для меня из-за моей травмы. Я послал его в библиотеку.
— Он чуть не погиб в библиотеке, — укоризненно сказал Бунгус. — Новичок, не умеющий пользоваться подвесными корзинами и переходами. Если бы я не подхватил его тогда, он бы погиб.
— Да. Да. Но я был в панике, Бунгус. В лаборатории я увидел нечто такое… нечто такое…
Бунгус молчал. Марис подалась вперёд:
— Что, отец?
Линиус вытер пот с бровей.
— Несколько дней после того, как я схватил это создание, оно не появлялось из своего угла. Оно построило там что-то вроде гнёзда из моего старого плаща, табуретки и многочисленных обрывков пергамента. Иной раз я бы не знал, там ли оно, если бы не его голос.
— Оно говорило с тобой?
— Если это можно так назвать. Оно повторяло все, что я говорил. Мне было жутко от этого. Я перестал разговаривать с собой. Это его не остановило. Оно снова и снова повторяло все, что я говорил раньше.
Но это ещё не всё. Он начал подражать моему голосу, добиваясь всё большего сходства звучания. Меня терзала мысль: кого же я создал? А чем он занимался, когда меня не было? Можно ли было его оставлять без присмотра в Древней Лаборатории? Может быть, я должен был посадить его на цепь или — при этой мысли я содрогался — уничтожить? Я решил пошпионить за ним, чтобы знать, какое решение принять.
